Шрифт:
Вечером же даже вещи выложила неподалёку от лагеря, а не рядом со всеми. И когда я подошёл к ней, то вздрогнул. Не знаю когда, но во время путешествия маньячка вырезала себе на лбу крест. Кожа воспалилась, на подсохшую рану налипла пыль, грязь. Глаза лихорадочно блестели.
— Это ещё что?
— Это сильнее меня, — прошептала Мари. — Это… сильнее… Еммануил… Я… верую..
— Ты и так–то поехавшая, родная, а сейчас, смотрю, совсем паровоз ушёл от тебя…
Разбойница резко успокоилась. Обкусанные губы растянулись в жуткой улыбке.
— Теперь Он живёт в нас. Ждём тебя у Гробницы Ванчолы.
Я отшатнулся. Голос был чужим. Там, за оболочкой разбойницы, был кто–то другой. Безумный взгляд маньяки провожал меня, пока я пятился до костра. Почти наступил в огонь, отпрыгнул, обернувшись.
За языками пламени я разглядел стоящего на коленях Тристана. Его била дрожь, но руки твёрдо вырезали на лбу крест. По лицу текли слёзы. Разбойники молча наблюдали за рыцарем.
— Еммануил мёртв, — прохрипел Тристан. — Чья вера сильна, тот поднимет меч против убийцы.
Он поднялся с колен. Жуткая улыбка изуродовала благородное лицо.
— Серый Человек будет повержен.
Рыцарь перешагнул костёр, подняв искры, и пошёл прочь из лагеря. Вслед за тающей в вечернем тумане фигурой Мари.
— Что происходит? — жалобно спросил Джон. — Что с ними?
— Божок забрал своих рабов, — фыркнул Робин, демонстративно пялясь в огонь, словно ничего не произошло.
— Это же Мари, брат!
— Мари умерла.
Я бросился за Тристаном. Нагнал его:
— Мы же дружочки, эй, ты куда двинулся?
Рыцарь криво усмехнулся.
— Ждём тебя у Гробницы Ванчолы, — сказал он. — Верующие поднялись. Торопись.
Воин обогнул меня.
Они шли всю ночь. Женщины, мужчины, дети, старики. Кто с оружием, кто с голыми руками. Молчаливые фигуры с вырезанными во лбу крестами. Зомби, обходящие меня стороной и говорящие одно и то же.
«Верующие поднялись. Иди к Гробнице Ванчолы»
Даже невозмутимый Так выглядел испуганным.
Путь по окраинам Четлена был похож на серию какого–нибудь фильма–катастрофы. По дороге то и дело проходили люди с крестами на лбу. Шептали про Гробницу, просили идти туда. Богатые и бедные, воины и крестьяне. Все по одному. Все в том, в чём были, когда их призвало божество.
Жуть какая–то.
Деревни, попадающиеся на пути, стояли почти пустыми. У одной из них нам попался пожилой пастух. Он сидел на пне, у дороги, пьяно улыбался и наблюдал за пасущейся на поляне отарой. Овцы дёрнули что–то в моей душе. Что–то неприятное.
Мы проехали мимо молча, да и мужичок в нашу сторону не глянул. Мурлыкал что–то себе под нос, улыбался в усы. В руках он мусолил женское украшение. Должно быть, драгоценность ушедшей супруги.
Я хмуро пришпорил коня. Самое плохое в данной ситуации было то, что Райволг мне более не отвечал. Что, наверное, не удивительно. Бард тоже был из верующих. И если то, что разговаривало со мною у столицы Четлена, решило бороться в открытую, значит собрало все ресурсы.
И, сука, мои тоже!
— Как сильно распространена вера в Еммануила? — спросил я у Робина.
Разбойник сделал неопределённый жест рукой.
— Спасибо. А есть более конкретный ответ?
Лёгкий вздох. Шапка повернулся ко мне и терпеливо произнёс:
— В Четлене много тех, кто поклоняется Распятому. В Роттенштайне меньше. В Светлолесье не так много. Уния поклоняется своим. Южане и на востоке тоже. Может быть, в Айвалоне ещё найдутся. Туда миссионеры любили хаживать.
Вскоре запахло гарью. Дорога пряталась среди высокой травы, похожей на помесь борщевика и мака. Копыта коней простучали по небольшому мостику, подняли пыль на тракте. С каждым шагом вонь становилась сильнее. Справа от нас был высокий песчаный склон, с небольшой часовенькой на поросшей молодыми соснами вершине. Наконец мы поднялись по дороге чуть выше и увидели сгоревшую деревню. Когда–то домики тут ютились близко друг к другу, облепив склоны холма, но что–то случилось этой ночью. Может быть, кто–то из верующих стоял со свечой в руках, когда ему вдруг вздумалось начать расписывать лоб.
Если не тушить дом в деревне — то можно потерять всё поселение.
И пусть это цифровое и компьютерное, а в сердце как–то неспокойно было. Мы проехали мимо обугленного человеческого тела.
— Это уже какой–то лютый дарк, скажу я вам, товарищи, — сказал я. Разбойники озирались очень напряжённо. Судя по карте до Бастиона Небесных Охотников оставалось час другой пути. Сегодня я вновь увижусь с ребятами. Буду бегать за ними, в попытках обняться, а они будут плакать, прятаться.
— Знаете что, — обернулся я к своей команде. — Давайте–ка возвращайтесь к своим. Мне чуток осталось, доберусь как–нибудь. Это было забавное приключение, пусть и немного странное. Спасибо за компанию.