— Жопа? — удивился Дарен.

— Сердце, — поправил влюбленный Боб, все теперь видевший в розовом цвете. — Не рассчитали, наверное, надо было углом вниз.

Сам Харви, стоящий неподалеку с охранником, стерегущим павлинье стадо с видом смотрителя музея, помахал ему рукой. Дарен улыбаться не хотел, но губы расползлись в улыбке помимо его воли.

Вечером воскресенья, после того как ушел Шон, что было предсказуемо — и зрители, и конкурсанты, все проголосовали против него, — Дарен, дождавшись, пока альфы разойдутся, опустил в ящик с анонимными признаниями записку: «Буду ждать завтра после девяти вечера в бильярдной. Приходи?»

Джесси, который разбирал записки первым, не мог ее не заметить.

Когда Шон, быстро и даже как-то радостно собрав вещи и бегло со всеми попрощавшись — никто особо с ним сдружиться не успел, чтоб горевать, — Брюс все же горевал. Старый знакомый, работающий в дорогом ресторане, прислал ему фото, где Лоис, его малыш Лоис, ужинает в компании лощеного альфы. Таким его Брюс никогда не видел — при полнейшем параде, в подогнанном по фигуре костюме, с уложенными волосами и наращенными ресницами, которые видно было даже издалека.

«Я, конечно, понимаю, что вы расстались, я по телеку видел, но тебе не кажется странным, что твой омега выходит замуж спустя такое короткое время за другого?» — писал знакомый, а Брюс читал и не верил своим глазам.

Короткая переписка пояснила, что в тот вечер, два дня назад, в тот самом ресторане, где Брюс мог поужинать один раз на свою зарплату и еще остался бы должен, омеге сделали предложение. И тот кольцо надел. И ладно бы, можно было подумать, что Лоис шифруется и поддерживает репутацию брошенного омеги, но кольцо, сверкающее на пальце, говорило: тебя, дружище, наебали.

Выходило, что оставаться дальше на проекте смысла не имело. Но и уходить уже было некуда — никто ведь не ждал. Но представив одинокие вечера в их уютном гнездышке без этого предателя…

Брюс, спустившись вниз, на кухню, миновав уснувшего на диване в гостиной Индиану, который смотрел кино про дикие народы крайнего севера, сгреб с полки бутылку коньяка и ушел на террасу. Там, под фонарем, он занялся тем, что в протоколах именуется как «злостное распитие спиртных напитков». Коньяк он глотал с горла, не закусывая и прикладываясь снова сразу же, как только в горле переставало першить. Желание уехать прямо сейчас, чтобы набить ебало Лоисову хахалю, взыграло в нем одновременно с приходом Говарда.

— Компанию составить тебе? — спросил тот, опускаясь в кресло-качалку рядом.

— Обойдусь, — произнес Брюс, стукнувшись зубами о горлышко бутылки и выливая в себя остатки алкоголя.

— Повод, как я понимаю, нерадостный.

— Да нет, как раз… очень даже. Одним мудаком в моей жизни… меньш-ше.

Брюс поднялся, чтобы уйти — не сразу, но у него это получилось, — и собирался двинуться ко входу, но Говард поступил весьма неразумно, попытавшись удержать его, уложив руку на ногу рядом с ягодицей. В мозгу тут же полыхнуло, вся злость, кипевшая в нем, высвободилась вместе с размахом руки. Говарду удалось увернуться, но кулак все равно мазнул по подбородку. Потом, абсолютно беззвучно Говард, чудом завалив его на свои колени, удерживал руки у боков, а Брюс матерился, пытался боднуть его головой, пока наконец не удалось хорошенько приложиться лбом о лоб. Говард тоже выругался, но не отпустил его, сам только принялся сопеть так же разгоряченно, как Брюс. Бороться с ним было бесполезно — комбайнер был большой и трезвый, а Брюс пьяный и поменьше комплекцией, потому он принялся ерзать на его коленях, норовя если не вырваться, то выкрутиться.

— Сиди спокойно, — проговорил Говард сквозь зубы. — Пожалуйста!

— Пусти, на хер!

— Успокоишься — пущу. Но не в таком состоянии! Либо сиди тихо, либо я сам тебя отведу в комнату.

— Я себя… Сам себя! Отведу.

— Ага-ага.

Брюс принялся ерзать активнее, пока не ощутил задницей стояк. Лицо Говарда было непростительно близко, и сама ситуация на грани фола, но почему-то — был слишком невменяем? — он с энтузиазмом ответил на поцелуй, в который его с ходу, не дав сообразить, втянули. И целовали так горячо, с таким напором, что о губах Лоиса он в этот миг и не вспомнил. Так увлекся, постанывая, что не заметил, как рука Говарда оказалась у него на члене, надрачивая с рекордной даже для него самого скоростью.

Брюса раздавило, уничтожило, испепелило быстрым и долгим оргазмом, и он, отдышавшись, посмотрел в сощуренные по-хитрому глаза Говарда. Вскочил, застегивая ширинку, путаясь в ногах, бросился к выходу, споткнулся, едва не долбанувшись об косяк, и на подкашивающихся ногах поплелся к себе.

— Э! — воскликнул Индиана, на которого он чуть не упал, проходя мимо дивана в гостиной.

— Нормально, я дойду! — заверил его Брюс и, поднявшись по лестнице, толкнул дверь в комнату.

На кровать он упал, не раздеваясь.

— Класс! — сказал Вуди, чью кровать он оккупировал. — Только постельное поменял.

7

Вуди успел перестелить кровать Брюса, чтобы все-таки лечь в чистое и не чужое, раздеться, умыться, накрыться одеялом, закрыть глаза и тяжело вздохнуть, как зомби в виде набравшегося второй раз на его памяти сотоварища поднялся, открыл тумбочку и начал снимать трусы с очевидной, но невероятной целью.

Говарда рядом не обнаружилось. Вуди усмехнулся — не заметить химию между этими двумя, живя рядом, было трудно. Причем Брюс шугался от Говарда как черт от ладана, без видимых причин, хотя тот был очень аккуратен и не очень навязчив. Но кто знает, что таилось в душе этого улыбчивого милашки Брюса? Может, у него там травма величиной с Марианскую впадину. Поднимаясь и отводя податливого и покладистого альфу в туалет, Вуди думал, что, скорее всего, сейчас Говард или бьет себя по рукам на крыше, чтобы не воспользоваться таким славным парнем, потому что тот явно даст — вон как слушается, льнет, не сопротивляется, — или напивается где-то в одиночку. Хотя компанию найти тут не составляло труда. Тот же Харви, к которому мог прийти любой и тут же получить или совет, или помощь, или в табло. Хотя нет, это же Харви. Обойдется без табла.