— Щас ты у меня ласты отрастишь, мудила слепошарая, — бубнил он, переходя от норы к норе.

Вскоре вода, залив подземные ходы, начала выступать наружу, и Харви закрыл вентиль. Слепошарый вредитель, отсиживающийся в подземном жилище как вьетнамский партизан, должен был покинуть насиженное место за неимением возможности проживать дальше из-за наводнения. Если бы крот осмелился вырыть новые ходы, Харви готов был стоять на страже, чтобы затопить и их.

Вернувшись в комнату, он сначала прислушался — было тихо — и только потом открыл дверь.

— Пицца! — воскликнул Харви.

Джесси, глянув на него с прищуром, прошел мимо, сразу к выходу, а Дарен громко порекомендовал летчику засунуть ее в задницу, добавив уже тише:

— Спасибо!

— Сосались? — обрадовался Харви.

Дарен усмехнулся многообещающе, похлопал его по плечу и, откинув крышку коробки, вытянул сразу два куска.

До конца дня Брюс проходил как зомби — давно его так не штырило, плюс к похмельному синдрому приложилось осознавание своего вчерашнего грехопадения и того, что его бросили. Оба факта угнетали одинаково. Старательно избегая разговоров с Говардом, он просуществовал до вечера, а вечером, вытянув из болота самопожирания, его потребовал к себе мистер Бошен.

— Как вы думаете, по какому поводу я пригласил вас на беседу?

Брюс, глянув на мелькающие на экране кадры, зарделся, как школьник, и проговорил, опустив голову:

— Выключите, я понял.

— У нас с вами договор, Брюс, — вздохнул Бошен, почесав щеку под краем маски. — Трудовые отношения, можно сказать. Я выполняю свои условия — обеспечиваю вашу безопасность и сохранность здоровья, досуг, на ваш банковский счет ежедневно перечисляются суммы, обговоренные заранее…

— Я не знаю, как так вышло. То есть знаю как, но не знаю почему.

— Он вам нравится, Брюс.

— Я просто много выпил и был расстроен, — упорствовал тот. — Обещаю, что больше такого не повторится.

— Нет, вы можете и дальше поддерживать образ гея, вы даже обязаны это делать, — ответил Бошен. — Только более интимные контакты запрещены вам по контракту, иначе он аннулируется, а вас дисквалифицируют.

— Я и не собирался! Я натурал.

— Вы так уверены в этом?

Брюс, поднявшись, поправил рубашку, попрощался и вышел.

Ко дню голосования он немного пришел в себя — Говард его не трогал, не напоминал о произошедшем, видимо наслушавшись советов Харви, а может, Бошен также вызывал его на беседу.

Зрители проголосовали против Олби, аргументируя тем, что он пару не нашел и цепляться ему не за что, и библиотекарь, тепло попрощавшись со всеми, направился в кабинет к доктору, с которым собирался обменяться номерами, однако того на месте не оказалось и никто не знал, как его найти, даже Джесси. Убедив себя, что номер он добудет и потом, за пределами особняка, Олби вышел на усыпанную гравием дорожку. Набрал номер такси, но стоящий неподалеку внедорожник помигал фарами. Олби, оглянувшись и никого не увидев, подошел ближе.

— Подвезу, садись, — произнес водитель, перегнувшись через сиденье и открывая ему дверь.

Забравшись внутрь, Олби уставился на сидящего за рулем Эванса:

— Это такой сервис у вас? По домам всех лично развозить?

Эванс усмехнулся:

— Не всех.

8

Друзья никогда не верили Вуди, что у него, с его огромным количеством пациентов, нет любовника. Или партнера. Или на пару раз потрахаться знакомых. Потому что — ну ты же сексолог.

О да. Если бы к нему ходили здоровые нормальные альфы, омеги и даже беты, из которых любовники были не в пример лучше, потому что им не мешал цикл, запахи, феромоны. Но кто идет ко врачу здоровым или только что заболевшим? И та-а-ак сойдет — все ждали, что справятся сами или рассосется. А когда становилось хуже, приходилось применять тяжелую артиллерию. Это раз.

Два — это то, что больной человек не думает об утехах и не пытается закадрить доктора, а если пытается, то чтобы самоутвердиться — вот видишь, мол, я здоров, я могу, я хочу.

Поэтому тот стихотворный батл, сдвинувший с мертвой точки отношения с Индианой, совершенно ни с кем другим не мог состояться. Остальные участники ему подходили только как подопытные для его исследований. Удивительно было встретить человека, так подходящего под все его запросы — тонко чувствующий, поэтичный, предпочитающий то же, что и он.

Идя на встречу в семь часов, Вуди волновался как перед первым свиданием: не хотелось растерять те приобретенные розовые очки, через которые теперь он видел мир в радужном цвете, а более того — не хотелось разочаровать такого утонченного в чувствах человека. Потому что боль разочарования была ему знакома с юности. Собственно, это и была его жизнь. Это давно пора было менять, и встреча с Индианой представлялась самым лучшим вариантом круто изменить личную жизнь.

Поэтому перед свиданием Вуди выпил. Благо этого добра тут было завались.