– А если ваш бард не знает песни, которую мы захотим спеть? – тихонько спросила Анна.

– Мой бард? – переспросил Ренери, чуть выгибая бровь. Он усмехнулся. – Если хотя бы одна из вас назовёт песню, которую Мартен не знает, клянусь, я исполню все три её желания.

Агата не усомнилась ни на секунду: если король Ренери так говорит, значит, барду наверняка известны все песни из свитка музыкального достояния двух воюющих ныне государств. Ну, тогда можно и не пытаться вспомнить менее известную песню – всё равно выскрести её слова из закоулков усталого разума вряд ли получится. А ещё это значит, что можно забыть обо всём на свете и исполнить одну из своих любимых песен. Если ей, Агате, конечно, вообще дадут такую возможность.

Ренери чуть склонил голову, глядя на Лизу, потом на Анну.

– В Нортоне уже давно ходят слухи о том, что воспитанницы леди Осткард великолепно поют, – Ренери скользнул равнодушным взглядом по Агате. – А ещё я знаю, что в Атернии чуть ли не каждый второй владеет искусным умением петь, так что сегодня шанс попробовать будет у всех.

Вот и решилось. Агата тихонько и даже радостно выдохнула. Она будет петь!

Услышав слова короля Нортона, Лиза фыркнула, а Анна презрительно усмехнулась. Их реакция была понятной – воспитанницы леди Осткард знали, что Агата ужасно поёт, и что для окружающих уж наверняка станет мукой её слушать.

Опустив лицо, Агата почувствовала, как краснеет. Она и сама прекрасно знала, что не умеет петь. Пусть даже она любила музыку всем сердцем и жила ею, пусть она обожала петь, но…

Конечно, её старания ничего не изменят, однако даже если она пропоёт сегодня ночью хотя бы одну строчку своей любимой песни – она будет счастлива. Потому что вскоре ей грозит смерть.

Так что пусть даже одну строчку, одно слово, но она вложит в эту песню всю свою душу, впрочем, так она делала это каждый раз, когда пела.

– Мартен? Ты готов? – Легкий кивок барда позволил Ренери довольно улыбнуться. – Тогда начнём.

Юный король сделал глоток сладкого вина и кивком головы указал на Лизу.

– Ты первая.

Лиза с самым напряженным видом переглянулась с сестрой, кивнула ей, затем громко прочистила горло, сделала несколько глубоких вдохов и старательно выровняла дыхание. Сейчас старшая воспитанница леди Осткард выглядела так, словно собиралась одна-одинёшенька по меньшей мере штурмом брать замок короля Нортона.

Спесиво задрав носик, Лиза снисходительно посмотрела на седовласого барда, по-прежнему тихонько и ненавязчивого перебирающего струны лютни, и сказала:

– «На терниях цветы», пожалуйста.

Мартен сразу же кивнул.

– С удовольствием, – отозвался он, и Агата заметила, как скисло лицо Лизы, а за ней и лицо Анны. «На терниях цветы» была весьма редкой песней в репертуаре музыкантов, и даже почти забытой у публики.

Бард коснулся струн, и служанка почувствовала, как её душу охватил сладкий трепет, такой воздушный и невесомый, словно бы он был пёрышком синицы.

Как же красиво Мартен-бард играл на лютне! Агата вдохновенно закрыла глаза. Мелодия выбранной Лизой песни показалась девушке виноградной лозой, вьющейся по изящной шпалере под теплым солнцем… Вот это да! И пусть Агата уже много раз слышала эту композицию и частенько с любовью исполняла её сама – сейчас, в руках Мартена-барда, это произведение становилось как никогда живым.

Агата была искренне рада, что перед смертью ей удастся насладиться хотя бы несколькими мгновениями такой красоты.

В саду том сумеречном, тихом

Сплотились тернии с цветами в колосок…

Лиза пела изумительно. Каким бы скверным ни был характер у этой девушки, несомненный музыкальный талант, тонкий слух и великолепный голос были теми атрибутами старшей воспитанницы леди Осткард, которые её воистину красили.

Нет-нет, это правда. Маленькое сердечко Агаты всегда замирало от восторга, когда воспитанницы леди Осткард пели или играли на музыкальных инструментах. И эти минуты не были исключением. Служанка бы и дальше с наслаждением слушала заливистое и прекрасное пение Лизы, чей высокий и сильный голос, словно серебряный ручеек, всё больше и больше заполнял комнату, но…

Король Ренери отчего-то не разделил мнения Агаты. Девушка догадывалась, что уж явно не потому, что Лиза пела некрасиво или петь не умела.

И это правда – Ренери и сам прекрасно слышал, что Лиза пела восхитительно и умело. Она полностью попадала в ноты, чисто интонировала голосом, пела звонко, без малейшего сипа. Она пела лучше, чем большинство из тех девушек, которых когда-либо Ренери слышал, и да, это завораживало и восхищало, только всё это ему до смерти надоело.

Восхищение продлилось ровно двадцать пять секунд, после чего король недовольно махнул рукой. Всё это уже было, и всё это не то.