– Возьмём с собой, – бросила она, взглянув на Ранею. – Пригодится.

Дождь зарядил с неимоверной силой. Мелкие речушки вспенились, забурлили и с шумом разбежались по разным уголкам леса. Листья кустарников склонились под напором дождевых капель и заблестели, а в грязной жиже земляных рытвин в танце закучерявились еловые иголки.

Ветер неистово выл, и в клубящихся тучах над головой гремели раскаты грома, однако пару раз Агате показалось, что где-то совсем рядом она слышит волчий вой. Скорее всего, ей, конечно, послышалось, так как разбойницы по-прежнему оставались спокойными, а их спокойствие усмиряло волнение и самой служанки.

Ехали долго, Агате показалось, целую вечность. К счастью, к тому времени, как их путь подходил к завершению, дождь, пусть и нехотя, но прекратился. Но, несмотря на поздний час, небесных светил не было видно даже мельком, а небо, всё ещё затянутое плотной пеленой грозовых туч, казалось низким, словно сырой потолок подземелья.

Агата, вымокшая и промерзшая до кончиков пальцев, ехала верхом, сидя перед Шианной, благодаря чему хотя бы спина служанки была согрета. Другие девочки – Лиза и Анна – сидели на лошадях подле двух поспоривших ранее разбойниц. На протяжении их долгого пути через тёмный и зловещий лес Агата то и дело возвращалась к мысли о том, что в этот уходящий в прошлое день её жизнь меняется кардинально и навсегда. И пусть Агата находилась в явной опасности, и ей в ближайшее время могла грозить смерть, служанка отчего-то чувствовала странную лёгкость. Может быть, от того, что ей всё-таки удалось избежать страшного наказания плетьми, обещанного леди Осткард, а может, от того, что ей больше не придется просыпаться ранним утром и до полного изнеможения работать в саду хотя бы в ближайшее время. И это уже делало её счастливой.

На самом деле облегчение наступило потому, что Агата, скорее всего, навсегда обрела свободу от гнёта Изабеллы Осткард. Как это ни смешно, но действительно свободу, пусть и в плену у рыцарей ночи.

Снова завыл ветер, и Агата завертела головой, осматриваясь. Янтарные капли липкой смолы переливались на сосновых стволах, а пушистые еловые ветки, покачиваясь из стороны в сторону, сверкали россыпью дождевых капель. Должно быть, когда в этих местах не бывало дождя, земля здесь была сухой и твёрдой, усыпанной иголками и корой, отчего и сейчас грязи было не так много. Это ощутимо помогало лошадям быстрее передвигаться по витым тропкам.

Для Агаты было ясно, что эти места находились далеко от замка её отца. Лес, в который они приехали, был темным, хвойным. Совсем не таким звенящим и светлым, как Осткардские леса. Окружение скорее напоминало Агате её родные северные края – Нортон, тоска по которому терзала её сердце уже двенадцать лет.

Очевидно, то, что чаща просматривалась здесь весьма плохо, давало возможность с наибольшим преимуществом разбить лагерь для временного пребывания. Неудивительно, что именно в этой чаще разбойники и обосновались. Лагерь их оказался небольшим, хорошо освещенным.

Агата заметила его только тогда, когда лошадь Шианны перебралась через узкую канаву и вышла к лесным скалам, на мокрых склонах которых мерцали отражения костров. Не без облегчения служанка подумала, что их мучительный путь подходит к концу. Дрожа от холода в платье, тяжелая ткань которого, вымокшая до последней нитки, облепила тело, Агата искренне надеялась, что ей дадут возможность хотя бы немного обсохнуть возле огня.

Лошади разбойниц прошли мимо ямы со скарбом, охраняемым мускулистым мужчиной в доспехах из варёной кожи, и мимо лесного родника, бьющего из-под земли прямо под елью. Возле источника Агата заметила мешок с посудой, выструганной из дерева – чашками, тарелками, ложками и кувшинами.

Шианна и её лиходейки вывели своих лошадей на продолговатую поляну у крутого скалистого склона. С каждого её края горело по костру. На одном – там, где сидели мужчины и женщины в одеждах вольных дикарей – жарилось мясо какой-то дичи; на другом, возле которого две старухи складывали в короб рыже-красные обломки сосновых веток, кипятился чайник.

Агата сразу же заметила, что мужчин в лагере было явно меньше, чем женщин, были также и дети. По краям поляны под еловыми ветками и у высоких валунов были расстелены шкуры и широкие отрезки из дубленой кожи, а ещё подстилки из сухого мха и травы – места для сна.

Шианна остановила лошадь у широкого пня с торчащим из него гвоздями для привязки узды и ловко спешилась. К ней тут же подоспел светловолосый мальчик лет девяти-десяти.

– Ну наконец-то! – завопил он, кидаясь в объятия женщины.

– Тише ты, тише! Не горлопань так громко, мы, конечно, в этот раз надёжно укрыты, но не стоит рисковать, – укорила его Шианна, но тут же обняла мальчика и крепко прижала к себе.

– Прости, прости… Я очень ждал тебя, мама! Хотел показать тебе мою добычу! И кролика, которого я сегодня подстрелил…

Шианна улыбнулась, и взгляд её смягчился.

– Успеется, охотник. Сейчас я должна разобраться с нашими пленниками.

– Пленники? – Лицо мальчишки вытянулось от удивления. – У нас пленники?!..

– Капио, давай без шумихи.

Мальчик с любопытством выглянул из-за спины матери. Рассмотрев Агату, Капио поглазел и на других пленниц, которые в сопровождении Ранеи и Лютильды направлялись к центральной части лагеря.

– Ты! – грозно, но с всё ещё прежним восхищением воскликнул мальчик, снова поворачиваясь к Агате. – Пленник! Как тебя зовут?..