Что-что, а шахматы оборотень любил и играл в них весьма неплохо. Уж куда лучше Дэма. Да и картишками не брезговал. А сегодня ему еще и везло. С полчаса назад Шестого в «дурака» под орех разделал. И теперь, пока матерящийся и бормочущий под нос проклятия Ермилов собирался заступать в честно выигранный караул, пятнистый гаденыш методично добивал Дягилеву. Видимо, всерьез решил подпортить ликвидатору “Тайфуна” отпуск, оставив ее без последнего коньяка. С десяток спецназовцев, сменившихся с постов, рассредоточились по свободным креслам и дивану, с интересом наблюдая за игрой.

— Лошадью, лошадью ходи! — нетерпеливо прорычал крутящийся вокруг стола Дэм, от волнения подергивающий хвостом.

— И будет мне мат через два хода, — фыркнула Химера, мысленно прощаясь с коньяком. — Везет тебе сегодня, кошачья харя!

— Везет в игре — не везет в любви, — философски заметил Барсик.

— Тогда из нас самый везучий в любви — это Дэм, — хохотнул Девятый.

Мантикор обиженно отвесил ему хвостом подзатыльник и демонстративно отвернулся. По каминному залу разнесся дружный хохот.

— Да ты не расстраивайся, Восьмая, — примирительно отозвался явно выигравший оборотень. — На рукопашке отыграешься.

— Это точно, — рассмеялся Шестой, к которому тут же присоединились остальные бойцы.

— На рукопашке она тебя задавит. Не массой, так опытом, — пробасил Третий, меланхолично натачивающий десантный нож.

— Если бомбу не подложит. Ты с ней поаккуратнее, котеночек, — посоветовал Дэм.

— Да ну вас в Бездну, — вздохнула Химера, решительно поднимаясь из-за стола и ныряя в потайной карман объемистой брезентовой сумки. В руки Барсика точной прямой передачей полетела фляжка. — Пей, родной, не обляпайся.

— Слышь, Ленка! Давно хотел спросить, нахрена ты на 814-м при отходе брошенный транспортник взорвала? — невинно поинтересовался довольный оборотень, пряча выигрыш за пазуху.

— То, что невозможно обезвредить, желательно подорвать, — произнесла Химера, чеканя слова, подобно инструктору Черепу, что вызвало очередной взрыв смеха.

— Заткнулись все, Крот идет! — шикнул Дэм, заметивший Шторм-Первого раньше всех.

— Может, увольнение даст? — мечтательно улыбнулся Барсик. Бутылка коньяка из запасов Полкана приятно грела душу.

— Фантаст хренов, — проворчала Химера, не удостаивая оборотня взглядом. — Почитай директиву, поплачь и забудь.

В отдалении хлопнула дверь. В отличие от хозяина резиденции, руководитель “Шторма” для перемещения по территории секретного объекта предпочитал именно банальные дверные проемы. Что имело весомый плюс: незамеченным его появление остаться не могло.

— Вольно, — бросил с порога Алишер.

Шахматную доску он, разумеется, заметил. Но не стал заострять на этом внимание. Пусть бойцы развлекаются, если это происходит в разумных пределах и не во вред службе.

— Олег, доложи обстановку.

— Без происшествий, — отрапортовал Шестой по результатам дежурства.

— Как хильда?

— Обживается. Ведет себя спокойно, из комнаты выходить не пытается. Немного поела. Просила сладкий чай. Дважды. Сначала жестами, потом — мыслеобразом.

— Дали?

— Дали, не запрещено же, — слегка удивился спецназовец.

— Разговаривать пытались?

— Пытались, Первый. А толку? Она же не умеет. Только мысли транслирует, и те невнятные. И боится так, что зубы от нее сводит, — Шестой скривился, словно у него действительно болели зубы.

— Что именно она транслировала? — уточнил ответственный за иномирную проблему руководитель спецподразделения.

— Да Хаос ее знает, — в голосе спецназовца прозвучала тень досады. — Картинки какие-то, похожие на чертежи. Потом, вроде, просила встречи с главным. Если мы с Третьим правильно поняли.

— Ладно, разберусь, — бросил Алишер, направляясь к выходу. Дверь за ним захлопнулась, и все стихло.

— А чего это у него шоколадом из кармана пахло? — повел усами любопытный Дэм. — Обычно от Крота разве что куревом несет. Хоть и говорит, что бросил.

— Догони, спроси, — лениво прищурилась Химера. — А вообще тут два варианта: либо Первый, действительно, резко и окончательно завязал с куревом и заделался сладкоежкой, либо к синеглазке намылился. Налаживать контакт и создавать межуровневые связи.

Спецназовцы снова разразились дружным хохотом.

***

Элиа, свернувшаяся в клубочек на кровати, отключила магический слух и поднялась, неосознанно касаясь шеи. Тонкая пластина из альциона предупреждающе отозвалась едва заметной вибрацией. Ошейник, гасящий магию, блокирующий любое проявление Силы. Элиа горько усмехнулась. Она и представить себе не могла, что позволит чужакам надеть на себя такое. Но такова оказалась цена относительной свободы. Хильда была благодарна, что ей оставили хотя бы пассивные магические способности — лишать девчонку магического зрения и слуха то ли сочли бессмысленным, то ли просто забыли. Для существа, с рождения наделенного Силой и не представляющего иного существования, лишиться магии оказалось тяжелым испытанием. Лишенная Силы, одна среди врагов, в чужом, незнакомом мире, она была беспомощнее новорожденного и чувствовала себя инвалидом. Тряпкой. Развалиной, от которой ничего не зависит. Если захватчики проявят жестокость, она не сможет ни защититься, ни прекратить мучения, оборвав свою жизнь — без магии это нереально, а об оружии в ее положении не стоит и мечтать. Тем более, после того, как узнала, чем именно занимался в этом мире ее отец. Удивительно, что ее не убили при трансформации и не изувечили после. Ужасный главный иномирянин, копавшийся в ее памяти, даже приказал переселить ее из холодного грязного подвала в жилую зону, предоставив ей отдельную комнату. Теплую, без крыс и агрессивной нечисти, зато с просторной ванной и чистой постелью. Вполне комфортную, несмотря на охранные заклинания и магические решетки на окнах. Похоже, тут совсем недавно жила женщина. Элиа ощущала ее теплую, уютную энергетику, так не похожую ни на разномастную ударную мощь воинов в масках, ни на давящую Тьмой ауру их главного, ни на что, виденное раньше. Порой ей чудился тонкий запах, напоминающий духи, сплетающийся с ощущениями горя, безнадежного отчаяния и робкой надежды. Будь у Элии Сила и любая отражающая поверхность, она бы могла взглянуть на свою предшественницу. Но ничего подобного иномирной заложнице не светило. Оставалось довольствоваться тем, что есть. И думать, как отсюда выбираться и что делать дальше. Возвращаться к отцу она больше не хотела. Но жить хотелось. Пожалуй, еще сильнее, чем прежде.