Шрифт:
Перспективе возврата денег Андрюха обрадовался, но виду не подал.
– А, не пропадут! – Он решительно махнул рукой. – Нет, Виктор, ты меня прямо в Эрмитаж вези. Плащ я у тебя в машине оставлю, потом заберу. И с деньгами завтра разберемся. Будет повод еще раз встретиться.
На том и порешили. Я высадил Андрюху на пересечении Невского и Мойки, похлопал его по плечу и пожелал удачи. Андрюха все понял, даже без пинков и подзатыльников, и направился к Дворцовой площади.
Я вернулся в машину. Андрюха уже растворился в плотном потоке прохожих. Я покачал головой и усмехнулся. Надо же, если бы он не обратился ко мне: «дружище», я бы ни за что не согласился его везти.
Я заехал к Чарику, сдал джип без претензий и отправился домой.
Тогда я и не подозревал, что повез Андрюху вовсе не потому, что он сказал: «дружище». И не потому, что взглянув на его натруженные руки, я подумал, что в следующем «охранном предприятии» такого классного клиента просто разденут. Вся эта операция тоже подчинялась закону бумеранга и была отточена, спланирована и рассчитана до секунды с одной единственной целью: через двадцать минут я сверну во дворы, а еще через пятнадцать пойду мимо незнакомого дома, из окна которого выпрыгнет собака.
3
– Ой, кто это? – изумленно охнула Наташка, открыв дверь.
– Знакомьтесь, это – Тузик! А это – Наташка! – преувеличенно бодро ответил я. – Кажется, вы друг другу уже понравились.
– Заходите… – Наташка неуверенно отошла в сторону. – Витя, какой же это Тузик? Это же немецкая овчарка!
Вот тебе раз! Моя жена, оказывается, разбирается в собаках не хуже меня и даже не хуже выпускника ветеринарного института.
– Да, овчарка. К тому же, девочка и хорошо воспитана… Наташка, она потерялась. Я был у ветеринара. Он сказал, что собака здоровая, только худая и израненная. Ей нужен отдых. Пусть у нас поживет пока, а?
– Пусть поживет, конечно. – Наташка присела и погладила собаку по голове. – Ой, какие у нее глаза! Надо ее накормить! Нет, сначала помыть! Нет, сначала накормить! Ой, а что у нее с лапой? Ой, а что у тебя с глазом?
– Да, у меня тоже грустные глаза, – обиженно заметил я. – Я тоже худой и израненный. И меня тоже надо помыть и накормить.
– Сначала – помыть. Веди ее в ванную. Нет, подождите, я там все приготовлю.
Наташка выпрямилась и пошла в ванную. Собака проводила ее взглядом, подняла морду, зашевелила ноздрями и слабо стукнула хвостом по полу.
Поспать днем мне так и не удалось. Мы мыли собаку, потом вытирали, сушили феном, мазали мазью и перевязывали. Она разрешила мне снять с нее ошейник, но проследила настороженным взглядом, что я с ним собираюсь делать. Я оставил ошейник на виду в прихожей, и она успокоилась.
Есть собака отказалась, только попила воды, чем несказанно огорчила Наташку. Зато согласилась с постеленным в коридоре прикроватным ковриком, улеглась на него и закрыла глаза. Я бы с удовольствием улегся рядом с ней, но все еще надеялся на нормальную человеческую постель. Оставалась сущая мелочь – в четвертый раз подробно рассказать Наташке о нашей с собакой довольно романтичной встрече на пыльном газоне.
Мы настолько увлеклись необычной гостьей, что совершенно забыли про собственного ребенка.
– Что-то Иришка долго спит. Схожу, посмотрю, – сказала Наташка. – Как ты думаешь, она обрадуется? Не испугается?
– Конечно, обрадуется. Визгу будет на весь дом… – Я подумал и уже не так уверенно добавил: – Или испугается. Тоже будет визгу.
Наташка дошла только до порога кухни. Она замерла, обернулась и, приложив палец к губам, качнула головой, подзывая меня к себе.
Малышка стояла на коленках рядом с собакой и, посапывая от усердия, пыталась заплести ей в холку алую ленту. Собака, положив морду на пол, глядела на нее снизу вверх сонными глазами.
Я подошел, присел рядом и чмокнул дочку в лоб.
– Привет, зайка. Не получается?
– Не получается! – обиженно ответила она. – Надо пличесать.
– Давай потом, а? Пусть собачка пока отдохнет. Она очень устала и ничего ела.
Иришка поднялась с пола и погрозила маленьким пальчиком.
– Собака, надо кушать! – строго сказала она. – А то не будешь смотъеть мультики! Быстло за стол!
Собака тяжело вздохнула, встала и направилась на кухню. Мы все втроем замерли у двери и вытянули шеи. Пару раз лакнув бульон, она вернулась в коридор.
– Все, отстаньте от животного! – распорядилась Наташка. – Пусть, наконец, поспит!
Я сделал вид, что принял ее слова на свой счет, юркнул в ванную и, приняв душ, потихоньку пробрался в спальню.
Наташка вошла следом и села на кровать рядом со мной.
– Она плачет во сне. Ты слышишь?
Я кивнул. Через приоткрытую дверь доносилось тихое, прерывистое повизгивание.
– Слышу. Ей, наверное, больно. У нее сильно поранена лапа и ушиблены ребра.
– Нет, Витя, ты не понимаешь! Она плачет из-за того, что потеряла хозяина. Она прыгнула из окна, потому что не хотела больше жить.