Шрифт:
— Разберусь, — пообещал слегка уязвлённый Астафьев.
После планёрки Оксана Штейн задержалась ещё на пару минут, подсунув ему несколько писем на подпись. Обычные коммерческие предложения стандартного образца, но даже в них он вчитывался со всем вниманием.
Она молча ожидала у стола. Потом уже, когда Долматов протянул ей подписанные бумаги, вдруг спросила, точно внезапно вспомнив:
— Ремир Ильдарович, а Горностаеву отправлять в центр обслуживания? Вы тогда говорили…
Рука у него невольно дрогнула, чуть письма не выпали.
— Горностаева? — зачем-то переспросил. — Она что, вышла уже?
— Да, с сегодняшнего дня.
Оксана с полминуты подождала, затем переспросила:
— Ну так что?
— Что? — вскинул он на её глаза.
— Горностаеву в центр обслуживания?
— Ну да. Пусть там работает.
Оксана забрала письма и умчалась.
Ремир откинулся в кресле. Сердце болезненно дёрнулось и заколотилось.
Горностаева вышла на работу! Он почему-то думал, почти уверен был, что она протянет больничный насколько возможно, а потом уволится.
Откуда взялась эта уверенность, он и сам не знал. Просто чувствовал, ещё с последней встречи, что она стремится уйти, и не просто отдалиться, а окончательно разорвать все связи, чтобы оставить его как можно скорее в прошлом.
Это причиняло нестерпимую боль, особенно потому, что тут он ничего поделать не мог. Не заставишь же, если всё перегорело.
Жалко только, что у него почему-то никак не перегорало…
Но вот она вышла… Надолго ли? А с девочкой, интересно, как? Кто-то сидит с ней? Кто?
Разволновался он, конечно, не на шутку. А как не разволноваться? Три недели её не видел. Запрещал себе думать о ней, в работу ринулся с головой. Лишь бы каждая минута была занята. Только этим днём и спасался, зато ночами… Как же увидеть её хотелось! Это просто наваждением каким-то стало… крепился, как мог, ломал себя, но три недели вытерпел.
А теперь вот знает, что она рядом, ну как тут можно оставаться спокойным?
Осторожный стук вывел его из раздумий.
В кабинет вошла Алина, приблизилась к столу семенящими шажками.
— Ремир Ильдарович, я ведь уже послезавтра ухожу. Вы так и не сказали, мне опять за себя кого-нибудь из кадров оставлять?
Ремир уставился на неё в полном недоумении.
— Куда это ты уходишь? — нахмурился он.
— Ну как? — её аккуратные бровки взлетели под белокурую чёлку. — В отпуск!
— Какой, к чертям, отпуск? Ты чего придумала? Кто тебя отпустит в этот отпуск?
— Но вы же меня отпустили! — Алина таращилась на него в изумлении. — Я заявление почти месяц назад написала! Вы ведь его подписали…
Ремир замолк. Месяц назад? Потом вспыхнул:
— Ты подсунула его, когда я болел! Я был невнимателен. Как ты вообще могла?
Алина жалобно запричитала:
— Ремир Ильдарович, у меня путёвки в Египет уже куплены…
Алина, конечно, ошарашила его своим отпуском безмерно.
Она, может, не слишком сообразительна, а иногда бывала жуть как назойлива, но ответственнее и исполнительнее секретарши он ещё не встречал. Он мог во всём положиться на неё целиком и полностью, и кофе она готовила замечательный, и всегда назубок знала его расписание, и вообще…
Каждый год в течение месяца он бесился, пока она отдыхала в отпуске, потому что кадровички ничего не умели так, как она. А сейчас ему и так плохо. Ещё и Алина своим отпуском добила…
— Ладно, вводи в курс кого-нибудь из кадров. Надолго ты? — смилостивился он.
— Как в приказе. До двадцатого июля. Ровно месяц, — пролепетала Алина, скроив виноватое лицо.
— Иди уже, предательница.
Весь день он места себе не находил. Вовсю пытался углубиться то в одно, то в другое, на встречи ездил, а всё равно в душе зудело — она там, рядом.
Каких усилий стоило ему держаться, когда так по-мальчишески хотелось спуститься вниз, ну и хотя бы посмотреть на неё.
Вечером попалась ему в коридоре Оксана Штейн. Остановилась сообщить, что с «Нордвестом» процесс пошёл, технари уже договорились о тестировании, так что дело за небольшим.
Ремир одобрительно кивнул, а потом не удержался, спросил о том, что его действительно волновало:
— А Горностаева как? Справляется в центре обслуживания?
— О! Да ей там самое место! — воскликнула Оксана эмоционально.