– Карл, что случилось? Что происходит? Я не понимаю! Я слышала, что ты в тюрьме!

– Это всё было недоразумение, Мэрилин. Я не в тюрьме. У меня просто проблема с моим коленом. Я в порядке. Всё объясню, когда увижу тебя. Ты сможешь прийти?

– Да! Как… да!

– Я могу попросить кого-нибудь прийти и помочь.

– Я просто не понимаю, что случилось, Карл! Ко мне приезжали из твоей батареи, привезли твои личные вещи и заявили, что ты под трибуналом! Что происходит?

Я улыбнулся про себя.

– Это всё просто недоразумение. Всё будет хорошо, Мэрилин. У нас будет долгий, долгий разговор.

Стоял канун Дня Благодарения. И в этом году у меня действительно были причины быть благодарным.

После нашего краткого звонка телефон унесли из моей палаты. Очевидно, полковник Физерстоун был не из самых доверчивых – или из самых осторожных. Это было для меня неважно. Мне было необходимо уложить всё в голове.

Я больше не собирался скрывать свои деньги. Так что я попросил его снять приличный люкс в хорошем отеле, вроде Hilton или Ritz, а не в каком-то сраном Super-8. Он посоветовал Hilton в Сильвер-Спринг, в паре миль от места, по всей линии Мэриленда, и меньше чем в 10 минутах езды. Я согласился на это. Он сообщил, что в Форт-Брэгге есть свои представители ШВТ; завтра они позвонят ей и дадут все указания, или же заранее встретятся с ней и довезут сами. А кто-нибудь из Вашингтонского офиса ШВТ встретит её в субботу и довезёт до Уолтер-Рида.

После этого я сказал «спасибо» и попрощался с полковником. Он сказал, что будет следить за моим делом, но ему нужно было лететь в Форт-Рукер, в Алабаму, чтобы разгребать ещё какое-то дерьмо. У меня сложилось впечатление, что это его основная работа – решать проблемы, которые никто не хотел выносить в суд или на публичное обозрение.

Я знал Мэрилин. Если к полудню она соберёт машину и сможет выехать – это ещё очень повезёт. У нас была семейная шутка, что нужно всегда называть ей время на полчаса раньше срока, и тогда она будет приезжать вовремя. От Файеттвилля до Вашингтона пути было примерно на 6 часов, если только она не заблудится и не свернет в Сан-Франциско. Я надеялся, что она заметит реку Миссисипи прежде, чем пересечёт её.

Это значило, что она проведёт ночь в Hilton и увидит меня через два дня. Такой план меня радовал. Это давало мне ещё две ночи здесь, на проверки и подготовки, а затем я на стареньком C-123 Provider полечу в Эндрюс, Вашингтон, чтобы попасть в Уолтер Рид. Должно быть, она будет там раньше меня. Я лишь надеялся, что у меня будет шанс увидеть её раньше, чем они начнут работать надо мной.

Спустя два дня я был достаточно здоров, чтобы путешествовать. Чтобы не приключилось с моими почками, кажется, они приходили в норму, хотя мне и оставили отвод. Из меня вытащили немалую часть трубок, но оставили и пару капельниц, и катетер. Это был чудесный полёт. Provider летел даже громче и жёстче, чем Herc, а у моей не самой милой и игривой стюардессы была лёгкая щетина.

Уолтер Рид встретил меня полным физически осмотром. Очевидно, там считали, что только именитые врачи из Уолтер Рид способны диагностировать меня правильно. В конце концов, всем было превосходно известно, что в больнице Флота в заливе Гуантанамо до сих пор использовались пиявки! К своему удивлению, я слышал тот же комментарий от персонала Гитмо о военных госпиталях. Это продолжилось следующим утром и вплоть до обеда, и никто не мог сказать мне, прибыли ли уже Мэрилин и мой сын.

А они прибыли. В районе обеда меня вернули в постель – в моей частной палате. Частная палата была запросом от полковника Физерстоуна, потому что, сказал я, классификация или нет, но своей жене я собираюсь рассказать всё как есть. Кроме того, что я сделал с четырьмя пленными. Мэрилин никогда не поймёт и не примет этого.

В последние несколько дней я много думал об этих убийствах. По некоторым стандартам я убил их, но не по всем. Согласно Женевской Конвенции и Единому кодексу военной юстиции, мне запрещалось убивать гражданских лиц при любых обстоятельствах, кроме прямого нападения на меня и моих парней. Однако, если бы я соблюдал правила Женевской Конвенции – мне бы следовало сдаться вместе с отрядом гражданским властям и ждать помилования или освобождения. Смехотворно.

Во время военных операций я мог быть, в определённых случаях, оправдан в убийстве – если это было во имя выполнения миссии. Но это, опять же, было неприменимо. Если бы я участвовал в легитимной миссии, связанной с наркотиками, я мог бы доставить своих пленников властям для дальнейшего решения их судьбы – что, опять же, было невозможно сделать в реальности.

Или я мог пустить по пуле в каждую башку и думать, что мир будет лучше без четырёх наркош.

Однажды, когда я учился управлению, я попал на занятия по управлению персоналом и человеческими ресурсами, которые вёл парень, бывший вице-президентом АТТ, и куривший покруче Физерстоуна. В один день он совершенно неожиданно спросил:

«Кто из вас поддерживает смертную казнь? Поднимите руки, – руки подняла примерно половина, включая меня. Он кивнул и сказал нам: – Вы – люди, которые способны увольнять людей».