Мы переводили дыхание, и она снова скользнула с меня сбоку, когда Чарли начал трепыхаться. Мы с Мэрилин поглядели друг на друга и рассмеялись.

Ну, лучше так, чем 5 минут назад.

– Как скоро он заснёт в следующий раз?

– Слишком нескоро! – хихикнула Мэрилин.

Она поцеловала меня, а затем вернулась в ванную, чтобы снова помыться. Чарли начал плакать, но я ничем не мог ему помочь. Я сел прямо и влез в свои шорты, а затем попрыгал вокруг в поисках какой-нибудь одежды. Мэрилин вышла из ванной и надела сарафан, а затем ушла, чтобы позаботиться о Чарли.

Я последовал за ней в коридор. Стоя в дверях, я наблюдал, как она меняет подгузник.

– Держись, Бастер! Это продлится ещё 17 лет и 8 месяцев, прежде, чем твоя задница станет твоей!

– Карл! – запротестовала Мэрилин, – Не говори так! – но тут Чарли выдал фонтанчик раньше, чем она успела застегнуть подгузник, – Ну вот, опять…

– Ха! Просто подожди, когда он начнёт ходить! Ты увидишь! В первый год мы будем упорно обучать его ходить и говорить, а в остальные 17 твердить, чтобы он сел и заткнулся!

Мэрилин закончила менять подгузник и вручила его мне:

– Твоя очередь, папа! Я собираюсь пойти снова помыться, а затем делать ужин.

Я проиграл с сыном несколько минут, пока Мэрилин не вернулась, одетая в другое платье (без мочи) и не забрала его обратно. А потом поковылял с костылями на кухню и сел за стол, Чарли был усажен на свой стульчик передо мной. Я продолжал занимать его, пока Мэрилин готовила ужин. Ещё одна причина поспешить с выздоровлением. Единственный способ, которым Мэрилин умела готовить – это использование микроволновки. Так я не верну вес, а ещё больше потеряю!

После ужина Чарли снова заснул, так что мы с Мэрилин ещё разок сыграли в «спрячь-сосиску» в гостиной. Затем он спал всю ночь; мы этого не делали, но тоже не жаловались. Когда Мэрилин везла меня в госпиталь на базу для утренних процедур по восстановлению, мы оба сонно улыбались.

Так прошёл ещё месяц. Я каждый месяц делал восстановительные упражнения, вместе с тренировками для набора веса и плаванием (хорошая штука для повреждённых суставов, так как обладает пониженной нагрузкой). Когда я был дома – мы с Мэрилин компенсировали все три месяца моего отсутствия. Мои мобильность и сила повышались, и через пару недель я уже мог отбросить трость и даже немного опираться на правую ногу во время ходьбы. С этого момента я начал готовить снова. Также мы сделали запоздалые рождественские покупки, потому что я ещё не мог водить. Мы ненадолго поехали в Рейли, и, найдя магазинчик нижнего белья, я завёл её туда. Она была смущённой и нервной, но мы купили пару вещиц, которые понравились нам обоим. Я также купил ей несколько ювелирных украшений.

А затем, неожиданно, я позвонил в квартиру полковника Физерстоуна. Я всё ещё состоял в Армии, хотя и был приписан к Отряду Пациентов и Калек в больнице, и мои четыре годя обязательства закончились. Министерство Обороны всё ещё платило мне. Полковник сказал мне быть в моём учебном классе в штаб-квартире 505-го полка в пятницу утром, 22-го января, в 9.00. Мэрилин тоже должна была там быть – в красивом платье, вместе с Чарли. Мне должны были дать Бронзовую Звезду, а также подготовить все документы для моей отставки по медицинским причинам.

Я не надевал форму с тех пор, как вернулся из Гондураса. Мне пришлось выудить её и поглядеть, как она на мне теперь сидит. Она сидела, чуть свободно в поясе, но не так уж плохо. Я дал её Мэрилин, чтобы та почистила её. Может, я и уйду, но уйду красиво.

С утра в груди было странное чувство – что это в последний раз. Я даже прикрепил на грудь гондурасский жетон десантника. Мэрилин надела милую синюю юбку до колен и белую блузку, а также туфли, а на Чарли был маленький комбинезончик защитного цвета, который она достала в армейском магазинчике. Я подвёз нас. Водить я начал на этой неделе, но ещё не на большие расстояния. Полковник Физерстоун действительно ждал нас там! Это удивило меня – я то думал, что он в Вашингтоне или где-нибудь ещё, пытает очередных злодеев.

Он завел меня внутрь офиса и провёл к столу. Пока я подписывал целую гору документов, что положил передо мной штабной офицер, он играл с моим сыном в ладушки. Я был им больше не нужен, но, казалось, и избавляться от меня они тоже не спешили! Наконец, я закончил, и полковник снова встал.

– Следуйте за мной. Полковник хотел вручить вам её, но он занят в другом месте.

Мы последовали за полковником Физерстоуном в коридор, ведущий к ангару 1-го батальона, но не вошли. Вместо этого он отправил штабного внутрь, и через пару минут он распахнул дверь и сделал жест идти сначала мне, а затем Мэрилин с ребёнком. Он шёл последним.

СМИРРР-НА! – рявкнул низкий баритон сбоку ангара.

Я недоверчиво стоял там, пока целый батальон, почти тысяча солдат, построенные в ряды и колонны, отдавали мне честь. В конце ангара была маленькая сцена, украшенная флагами, и маленький подиум.

Прикосновение к плечу заставило меня очнуться. Я повернул голову и увидел, что Физерстоун улыбается мне. Он указал вперёд, на сцену, и сказал:

– Шагом марш! И попытайся придумать речь покороче.

Слава Иисусу, что я провёл последние четыре года (и ещё какое-то время до) в условиях военной дисциплины, так как мной рулила мышечная память и ничего больше. Выйдя на сцену, я огляделся по сторонам, и увидел полковника Лонгворта, командира 505-й, и подполковника Смолла, нового командира 1-га Батальона. На полу сцены была маленькая точка, помеченная крестом из изоленты. Подполковник Смолл поглядел на меня, когда я дошёл до туда, и прошептал, чтобы я остановился и повернулся к батальону лицом. Когда я сделал это, громкий голос, в котором я узнал голос майора батальона, раздался вновь: