Мэрилин затихла, пока мы ждали пиццу.

– Что такое, солнышко? Жалеешь, что мы приехали? – спросил я. Она выглядела слегка нервной.

– О, нет, это не так. В смысле, тут было очень весело, по крайней мере, до той ночи, и, как ты и сказал, такое может случиться где угодно.

– Ну, тогда что такое?

– Ладно. Сейчас не сердись, просто дай мне сказать, – я кивнул и сделал жест пальцами в духе «не робей». – Прошлой ночью в баре, когда ты там дрался, ты почти выглядел так, будто собираешься убить их.

Я только улыбнулся и махнул рукой.

– Ох, ты знаешь меня, пленных не брать и всё такое.

Моя жена не улыбалась:

– Я именно об этом. В смысле, я о… Карл, не злись на меня… перед тем, как мы уехали из Файеттвилля, я слышала рассказы. В смысле, просто слухи, даже не рассказы, даже шепотки. Я никогда в них не верила, но прошлой ночью, глядя на тебя в драке, начала верить им.

Внезапно я ощутил, что сильно нервничаю, и это не проходит. Я знал, к чему всё идёт, и не хотел, чтобы это продолжалось.

– Что именно ты слышала, милая? – тихо спросил я.

Мэрилин понизила голос до шёпота:

– Когда ты был в Гондурасе, и тот последний прыжок сбросил вас с твоими бойцами в Никарагуя, ты взял в плен тех наркодилеров. Я слышала минимум от двоих жён, что ты убил этих людей, чтобы не дать им потом рассказать обо всём, и сжёг их тела, – она выглядела очень виноватой, виноватой и смущённой тем, что подняла эту тему.

– Ладно.

– Ну?

– Что «ну»? Ты ещё ни о чём меня не спросила.

– Ну, – моя жена закатила глаза, – это правда или нет?

Я откинулся на спинку и поглядел в выходящее на пляж окно пиццерии. Когда я повернулся обратно, как раз привезли наш заказ, так что ответ откладывался ещё на минуту. Наконец, когда мы снова остались одни, я очень осторожно ответил:

– Ну, я слышал подобные обвинения. С точки зрения законности это было бы крайне тяжело доказать. Насколько мне известно, никакие никарагуанские власти моей экстрадиции не требовали и никаких обвинений в связи с той миссий не выдвигали. Кажется, о нашем присутствии никто не сообщил, так что никарагуанцы не выдвигали никаких протестов. Конечно, все подобные разговоры могут поставить нашу безопасность под угрозу и создать международный инцидент, так что лучше бы воздержаться от подобных вопросов.

– Ты не ответил на мой вопрос, – она сердито посмотрела на меня. – Сказать, что ты не признан виновным – не то же, что сказать, что ты невиновен.

– А так важно, виновен я или нет?

– Да! – она оглянулась посмотреть, не слышит ли нас кто, а затем снова понизила голос: – Карл, до прошлой ночи я могла просто проигнорировать это и притвориться, что никогда не слышала тех слухов, но прошлой ночью в баре ты выглядел так, будто собирался убить тех парней. Я должна знать, за какого человека я вышла замуж.

– Ты нашла чертовски удобное место и время, чтобы спросить меня об этом! – ответил я, косясь на наше окружение.

– Пожалуйста, Карл, мне нужно знать.

– Ну, дай мне задать тебе вопрос. Если бы у нас шла война, я был в бою, в меня стреляли – и я бы убил четверых человек. Я оставался бы тем человеком, которым ты меня всегда считала?

– Но ты не был в бою, – Мэрилин покачала головой.

– Мэрилин, та миссия была так близка к боевым условиям, как только возможно. Если бы я сделал то, о чём ты спрашиваешь – то потому, что это было бы необходимо для завершения миссии, а не потому, что я кровожадный убийца. У меня было только две вещи, которые мне нужно было выполнить любой ценой: вернуть моих ребят домой, каждого из них, живого или мёртвого, и удержать Соединённые Штаты от кровопролитной войны, которая бы началась, если бы те четверо мужчин заговорили. Я выполнил свою миссию.

– Это что-то вроде признания в том, о чём я спрашивала? – спросила она.

– Если вопрос в том, такой ли я человек, который мог бы убить другого человека, то ответ – да, я мог бы сделать это. Если вопрос в том, делал ли я это уже, я не буду отвечать. Ты уже знаешь ответ; просто не хочешь себе в этом признаваться.

– И прошлой ночью?..

– Я не дерусь для удовольствия, – пожал я плечами. – Для удовольствия я пойду в спортзал или на додзё, и там будут правила, рефери. В настоящем бою нет правил, судий, и люди получают настоящие травмы. Я никогда не скучал по таким боям и не планирую. Вопрос для тебя заключается в том, сможешь ли ты жить с человеком, который сделает всё, что потребуется – всё, что потребуется – чтобы уберечь тебя и твоих детей.

– Я не знаю, что и думать, – тихо сказала она. Затем она отодвинула свою пиццу. – И я не думаю, что ещё хочу есть.

Что ж, я не был удивлён. Я вздохнул и встал. Мэрилин шла к машине, пока я платил за еду.

Обратная поездка была тихой. Мэрилин даже не глянула на меня, но я заметил, что в её глазах блестели слёзы. Вернувшись в Ля Валенсию, она ничего не сказала, а просто вошла внутрь и вернулась в спальню. Мне не слишком хотелось пить, но я не очень устал. Захватив пиво из холодильника, я вышел на заднюю веранду и глядел, как сгущается ночная тьма и зажигаются звёзды.