Что-то насторожило Деверя в их виде, но что именно, он понять не смог – просто ноздрями, кожей своей, лопатками почувствовал опасность, и все.

20 сентября, среда, 15 час. 35 мин.

Владельцы особняков номер пятнадцать и номер семнадцать – два старика, – ничего особого собой не представляли – старики как старики, оба жизнь свою посвятили торговле, и, видать, в этом деле здорово преуспели, раз обзавелись такими хоромами. Не дядя же из Америки оставил им наследство. И видать, хитрованами большими были, раз ни разу не попались. Один из них, старший, был даже награжден орденом Ленина. «За безупречный долголетний труд» или какая еще формулировка могла там быть, хотя то, что старик этот – жук великий, превращающий воздух в деньги, а деньги в золотые гвозди, гвозди же эти заколачивающий молотком в пол, чтобы никто ничего не нашел и вообще не догадался о его богатстве.

Второй старик был такой же, как и первый – как две капли воды похож на своего двоюродного братца, и внешне и внутренне: с большой яйцевидной гладкой головой и оттопыренными ушами марсианина, подслеповатый, шепелявый, слюнявый.

Впрочем, прошлое у второго деда было более туманным, чем у первого, кое-какие следы его тянулись в 1946 послевоенный год, к банде «Черные кошки», хотя впоследствии, когда распутывалось это громкое дело, он проходил по нему уже в качестве свидетеля, а не в качестве обвиняемого.

Но это было давно, так давно, что невольно возникает вопрос: а было ли это вообще? Старик этот жил прошлым, и кодекс у него был свой, восходящий к той далекой поре – в общем, он мог украсть деньги, вскрыть сейф, обчистить квартиру, похитить же ребенка не мог. Его брат-орденоносец – тем более. Совершить современное преступление – похитить ребенка – могли только молодые люди, которые в 1946 году еще не замышлялись своими родителями к производству, – с совершенно иными, скрученными нынешним временем мозгами.

Плюс ко всему оба старика ныне безвыездно жили на даче, ковырялись в саду, варили малиновые джемы и из местного, заросшего жирной ряской пруда довольно лихо таскали толстобрюхих сонных карасей; Волошин с Корочкиным не поленились, проверили это – старики действительно два месяца уже не покидали свой дачный поселок.

– Ну что, ровесников изобретателя первого русского паровоза товарища Ползунова выдергиваем из колоды подозреваемых? – спросил Корочкин сожалеющим тоном, словно это была его добыча – преступники, которых он умудрился прихлопнуть, как жуков, а противный Волошин выуживал этих жуков у него из-под ладони.

– Выдергиваем, они здесь ни при чем.

– Жаль. Неужели жулика могли наградить орденом Ленина?

– А почему бы и нет? Наградили же им директора Елисеевского гастронома. Оказалось – жулик. Да такой, что к стенке пришлось ставить.

– Знаешь, сколько стоит орден Ленина в Америке?

– Не интересовался. Давно там не был.

– Шесть тысяч долларов. Не слабо?

– Чего так дорого?

– А металлов дорогих в ордене полно: золото, платина, что-то еще. Из-за металлов и цена такая.

– Слушай-ка, а не пора ли нам высунуть нос из окопа? – неожиданно предложил Волошин. – Совершить ход «Е-два – Е-четыре», посмотреть, что в мире творится и чем дышат люди, а?

– Смотря какие люди!

– Чего-то ты бурчлив стал, как дедушки Угрюмовы. Те самые люди, которые живут ныне в доме номер пятнадцать и номер семнадцать. Как они яишницу едят – с аппетитом или без, – нам всякая информация нужна. Даже самая мелкая – нас волнует все, все, все. Неглавного сейчас для нас ничего нет – все главное.

– Может, возьмем нашу машину, с надписью «милиция»? – предложил Корочкин.

– Зачем? Рано еще. Момент для такой демонстрации наступит позже. Возможно, даже сегодня, но не сейчас. Так что терпи, Пуаро, искатель детективных приключений!

– Ну уж и искатель, – не удержался Корочкин, хмыкнул, голос у него пошел веселыми трещинками, – ну уж и детективных, ну уж и приключений!

– Поедем на моем «боливаре», – сказал Волошин. – Машина это такая: два дня в упор будешь смотреть, запоминать и все равно не запомнишь. Если только по звуку двигателя или по чему-нибудь еще, с двигателем же связанному, – на двигатель «боливара» все обращают внимание.

– Г-господи, чего ж погода такая расчудесная выдалась – наказание какое-то! – Корочкин потянулся со сладким хрустом, сделал несколько движений, чтобы разогнать кровь. – Вместо того чтобы на пляже сидеть, считать последние купальные деньки да дуть из банок холодное пиво, мы гоняемся за какими-то… пхих! За тенями!

– Если бы за тенями.

Солнце на улице резало глаза, слепящий блеск вышибал слезы, прозрачная синь гулко опрокидывалась на людей, стойло только взглянуть на небо – оттуда раздавались громкие птичьи крики. Птицы, которых в городе почти не бывает слышно – город их пугает, глушит, умертвляет, – собирались в небе в стаи, даже воробьи – и те сбивались в настоящие летучие банды, кричали так, что до ушей совершенно не доходил гул машин, все тонуло в этом звонком сильном оре.