Алиса истолковала мое молчание по-своему:

— А вы не знали? Да они уже года три зажигают. Трахаются, как кролики. И ей плевать, что у него жена и ребенок. Сама говорила. И с Калининым наверняка спит по старой дружбе. Шлюха и есть.

Шлюха? Ну, допустим. А ты-то кто?

— Тебе на какую ветку?

— А-а-а… Да на любую. Как тебе удобнее подъехать.

Вот так, да? Ну что ж, у матросов нет вопросов.

Остановился у метро, даже не сомневаясь, что будет дальше. И не ошибся.

Отстегнула ремень, повернулась в мою сторону, посмотрела исподлобья. Рука вкрадчиво скользнула мне под пиджак, расстегнула пуговицу на рубашке, устроилась на груди, поглаживая сосок. Притянув к себе, я впился в ее губы — грубо, жестко, зло. И вспыхнувшее остро желание было таким же — злым и грубым. Совсем не таким, как недавно, когда обнимал в танце Надю.

Оттолкнув Алису, я резко перевел рычаг на драйв. Вырулил от поребрика, едва не задев проезжавшую мимо машину.

— Куда… мы? — пискнула она испуганно.

— Ко мне домой. Ты же этого добивалась весь вечер, нет?

— А-а-а… твоя жена?

— Нет у меня никакой жены. Сделай одолжение, замолчи.

Заткнулась, даже отодвинулась подальше. Но глаза блеснули довольно. И змеиная улыбочка Джоконды наползла.

— Давай уточним сразу, — не глядя на нее, сказал я, остановившись на светофоре. — Если рассчитываешь на какие-то отношения, лучше отвезу тебя обратно к метро. Хочешь перепихнуться — пожалуйста. Но не более того.

Она молчала. Слегка скосив взгляд, заметил снисходительную ухмылочку.

«Да-да, говори, придурок. Куда ты денешься от меня — молодой и прекрасной».

Да-да, сопля, мечтай.

Подумалось вдруг, что за всю жизнь я не добивался ни одной женщины. Не уговаривал, не тащил в постель. Сами предлагались. И только двум из них я сам с радостью пошел навстречу. Остальные были… всего лишь дырками для слива. В любом смысле. И в переносном, и в самом грубом физическом.

Грязно, мерзко? Да, наверно. Они пытались использовать меня, я использовал их. Только и всего. Банальный обмен эмоциями и жидкостями. Думал, что с этим покончено. Но, видимо, такая уж моя планида. Влюбляться не в тех женщин и трахать то, что завезли на базу. Ресторан не про твою честь, оборванец, жри что дают.

Притормозив у круглосуточного магазина, я купил пачку сигарет и зажигалку.

Алиса уснула, повернувшись носом к стене, и мне стало жутко. Как будто вернулся на двадцать один с лишним год назад. Со спины она выглядела точь-в-точь как Полина в семнадцать лет. В этой самой комнате.

Бабушка уехала с ночевкой на дачу. Звала с собой — отказался. Мы были знакомы с Полиной всего неделю, и я не мог дождаться, когда же наконец останемся одни. Совсем одни. Потом она заснула — вот так же, отвернувшись к стене, а я умирал от счастья и гордости. Потому что нашел ее — свою единственную. И стал мужчиной. И дела не было до того, что я у нее не первый. И что наверняка выглядел смешно, неловко и неуклюже.

Теперь чувства были диаметрально противоположными. Тогда южный полюс, сейчас — северный. Такого отвращения к себе я еще никогда не испытывал.

Что, разве не знал, как будет? Знал, конечно. Тогда зачем? Именно поэтому. Нет, вовсе не назло Наде. Отморозить, по поговорке, назло бабе яйца? Какая глупость. Тем более, ей все равно это безразлично. Вытеснить отвращением боль и разочарование — вот что. Хоть ненадолго. Радикальное средство от перхоти — гильотина.

Поднялся, закрылся в ванной, долго стоял под душем, чередуя горячую и ледяную воду. Обмотался полотенцем, на кухне встал у окна и закурил, глядя в темный двор-колодец. Дым ободрал горло, заставил согнуться в приступе кашля — как в первый раз. Но я докурил сигарету и тут же достал из пачки следующую.

Что теперь? Да ничего. Впереди — выжженная пустыня. Через которую надо как-то переползти. Потому что все равно, хочешь или нет, придется жить дальше.

Вспомнился старый анекдот. «Мама, можно я сегодня не пойду в школу? — Нельзя, Вовочка, ты же директор». Аркадий оставил мне то, что строил не один год. И я теперь должен работать так, чтобы передать все Мишке. Ему тоже понадобится помощь, когда уволится со службы. Вот на этом и сосредоточимся.

Женщины? Ну что ж, буду помнить: любовь не для меня. А одноразовые давалки всегда найдутся. Уволить эту сладкую троицу, чтобы не отсвечивали? Тоже не вопрос. Одна, скорее всего, уйдет сама, остальным помогу найти дверь. Репутация? Клал я на нее с прибором. На работе не друзья, а подчиненные. Моралисты, не желающие срать на одном гектаре с аморальным начальником, могут идти стройными рядами в известном направлении. Незаменимых нет. Девочка Алиса заявится с шантажом? Я вас умоляю, господа, регистратор в машине хорошо пишет салонный звук. Все было по доброму согласию.

Так я убеждал себя до самого утра. Пил кофе, курил одну за другой, до тошноты. Пока не понял, что отвращение к себе вовсе не вытеснило боль. Они сложились, усиливая друг друга. Видимо, для того, чтобы доконать меня вместе.

— Ну что, голубка моя, поехали?

— Куда? — проскулила я, не открывая глаз.

— Туда, где можно пить и плакать. Кажется, это тебе сейчас как раз не помешает. Только подождем пару минут, пусть дорога расчистится.