— Я навещу тебя сразу же, как только вернусь, хорошо?

— Хорошо..

Но каким-то образом, все не так уж хорошо. Печально взмахнув рукой, Капитан Сексуальность идет к двери.

Медсестра суетиться вокруг меня, тычет и сует мне разные инструменты, которые я даже не узнаю. Я сворачиваю белые простыни, чтобы она не увидела кровь и бросаю в грязное белье. Пока я жду ее, я понимаю, что нахожусь на космической станции, в десяти тысячах световых лет от Земли. Совершенно одна.

Как все это стало моей жизнью?

Почему я получила еще один шанс на жизнь, в то время как десять тысяч других людей на борту Хэдфилда потеряли свои?

Медсестра наконец уходит, и я снова остаюсь одна. В голове неразбериха, и теперь, когда не на что больше отвлекаться, реальность моей ситуации выходит на первый план. Даже если мои родители оправились от моей потери и прожили долгую, чудесную жизнь, они уже век как мертвы. Я никогда их больше не увижу.

Я никогда не увижу свою сестру, Келли.

Все, кого я знала — мертвы.

Мой дом, мои вещи.

С трудом сосредотачиваюсь на этой мысли, словно шевелю расшатавшийся зуб, пытаясь определить в какой именно точке он болит. Даже нелепые мелочи вызывают приступы боли. Мои кроссовки. Мои награды. Тот факт, что двести лет спустя я так и не узнаю, чем закончился любимый сериал.

Я бросаю взгляд на подарок Тайлера в своей руке. Маленькая сияющая подсказка мигает на экране.

Пожалуйста, назовите своё устройство.

А затем, немного подумав, я печатаю единственное слово в ответ.

Магеллан.

Потому что он был легендарным исследователем… ну, за исключением того, что умер он ужасной смертью и далеко от дома. Перед этим он успел немало повидать. И поэтому я выбрала исследования. Потому что хотела все увидеть. Быть может, теперь повидаю. И, честно говоря, мне бы не помешало немного Большого Моджо М.

После нескольких секунд загрузки, устройство загорается и начинает говорить.

— Здравствуйте! Что-то нужно, босс?

— Да. — Разум соображает слишком медленно. — Ты можешь провести для меня небольшое исследование?

— Скажите лишь слово, — отвечает он. Я знаю, стоит мне один раз увидеть это, и я уже никогда не смогу позабыть. Но я также знаю, что выбора у меня нет. Не стань я расспрашивать, кто-нибудь все равно мне расскажет.

— Колония, в которую направлялся Хэдфилд, — медленно произношу я, припоминая, что Боевой Командир де Стой называла другое имя. — Можешь рассказать мне о ней?

— Без проблем, — щебечет Магеланн, издавая веселый писк. — Колония Лэй Гун, сейчас будет.

Да, именно так она ее и называла. Должно быть, название изменили..

Магеллан создает 3D модель системы над экраном, планеты медленно вращаются вокруг солнца. Но я хмурюсь.

— Погоди минуту, Магеллан. Это не Октавия.

— Нет, — соглашается он. — Это Лэй Гун.

— Ладно, в твоей базе данных есть система Октавия? — медленно говорю я.

Магеллан показывает другую солнечную систему над экраном, и она сразу же кажется знакомой. Я тычу пальцем в третью планету.

— Увеличить вот это изображение. Вращать.

И вот оно. Вижу знакомый участок береговой линии, островок дальше по реке, где обосновалась поселение Батлер. Именно там мне суждено было оказаться.

— Не хочу портить ваш праздник дождем, — радостно начинает Магеллан, — но ни на одной из этих планет в этой системе никогда не было поселений. Это под запретом.

… Под каким еще запретом?

— Запрет на вход в эту систему. Запретные системы представляют опасность, по меньшей мере, для двадцати пяти разумных видом и отмечены планетарным сигнальным маяком. Нарушение за вход в запретную зону равен нулю удовольствия.

— Но с Октавией все было в порядке, — возражаю я.

— Нет, — спорит со мной Магеллан. — Планета была признана непригодной для обитания, и там так и не было создано ни одной колонии. Могу ли я предложить вам еще более информации об импорте и экспорте на Лэй Гун, или сезонных фестивалях?

Желудок сжимается, но я все равно заставляю себя задать вопрос.

— Ты можешь поискать для меня колониальные архивные записи? Я хочу знать, что случилось с Чжан Цзы. Родился в две тысячи сто двадцать пятом. Он мой отец.