Главной целью Светы на том этапе развития было выйти замуж за москвича. Этому она посвятила все пять лет учёбы в институте, а после института она, наконец-то, признала себя самодостаточной женщиной и начала искать работу.

Она просто рвала, метала и искала прорехи в собственной философии, поскольку в конечном итоге москвича получила не она, а Я…

В мае она открыла для себя танцы на Пушкинской набережной, и мы через день туда таскались. Я от танцев отказалась и брала на прокат велик. В один из таких дней я ехала по Парку Горького и, как обычно, считала ворон, а Благов…он возник прямо на моём пути, вместе с Егором и двоюродной сестрой Мариной (ненавижу её).

Он был отпетым красавчиком.

Черноволосым, кареглазым, рослым и широкоплечим. А ещё расслабленным и нахальным. Я отдавила ему ногу и чуть сама не убилась, а он на меня даже не наорал. Мне кажется, я влюбилась в Пашу прямо там, не сходя с места. Он смотрел на меня в недоумении, а я на него в благоговении. На мне были джинсовые шорты, кеды и толстовка цвета ядрёной фуксии. К тому же в семнадцать я была такой тощей, что большую часть моего тела зрительно составляли такие же худющие ноги, хотя во мне не больше метра шестидесяти пяти.

В общем, так всё и началось…

Опять улыбаюсь. Только на этот раз грустно.

Паша просто не знал, что со мной делать. Он на тот момент заканчивал магистратуру, и у нас была большая разница в возрасте. Мне должно было исполниться восемнадцать в сентябре, а ему исполнилось двадцать пять в начале июня.

Мы всё лето провели вместе.

Лучшее лето в моей жизни.

У них с Егором была своя квартира. Сначала я оставалась там на ночь, а потом переехала окончательно.

Я подрабатывала на кафедре, а он работал в каком-то стартапе и готовился к стажировке. Тогда я ещё не знала, что на эту стажировку его пригласили в Америку.

«Я не ожидал, что у нас всё так затянется. У меня были планы, и я их менять не буду.» — сказал он заплаканному, жалкому существу, то есть мне. Он метался по комнате, не зная, как меня успокоить, потому что я УМОЛЯЛА его меня не БРОСАТЬ.

Я не очень хочу вспоминать тот день. Он был реально дерьмовым. Как и многие дни после него.

«Я ещё не готов заводить семью. Тебе, блин, семнадцать! Ты ещё сама дитё. Лучше нам разбежаться.».
– безуспешно пытался он достучаться до меня.

Думаю, именно поэтому он так и не избавил меня от моей раздражающей девственности.

Это усложнило бы всё ещё больше, потому что он уже тогда знал, что уедет в конце августа.

Хотя я неоднократно просила его заняться со мной любовью, но он доставал мою руку из своих трусов и каждый раз говорил — ТЫ ЕЩЁ НЕ ГОТОВА. Может я, и правда, была не готова, но мне было плевать! Я хотела быть его во всех смыслах, тем более, моя ладонь с его почти-девятнадцатью-сантиметрами была очень хорошо знакома. Мы вообще много всяких вещей вытворяли. В этом плане Благов неиссякаемый источник свежих идей.

Я знаю, для Паши в двадцать пять лет осесть было немыслимым, так же как продолжать отношения на расстоянии. Посмотреть мир, пожить за границей, самореализоваться — вот чего он хотел.

Просто, я думала…не знаю…что он меня любит?

Потому что я его любила больше жизни. В том возрасте я всё мерила именно такими категориями.

Как бы то ни было, я никогда не забывала, что он предпочёл мне какие-то дальние страны и кисельные берега.

Подхожу к зеркалу и смотрю на себя зло, потому что по щеке катиться одинокая слезинка. Будем считать это ностальгическим рецидивом.

Подставляю руки под струю холодной воды и делаю малюсенький глоток. Выпить воды из-под крана для меня равносильно самоубийству, но сейчас реально в горле пересохло.

Я не надеялась ещё когда-либо его увидеть. Это правда. Я мечтала об этом лет до двадцати, а потом перестала мечтать, потому что он никогда меня не искал, я уверена. Если бы искал, то нашёл бы.

Достаю из висящей через плечо сумочки телефон и пишу Свете в мессенжер, шмыгая носом.

Я: "Он ушёл?".

Нужно понять, как обстоят дела, прежде чем покинуть своё укрытие.

Россия 24: "Нет. Он меня узнал.".

Я: "И что?".

Россия 24: "Мы болтаем.".

Чувствую очередной щипок, и сердце больно дергается. Когда моя подруга рядом, ни один мужчина не обратит на меня внимание. Это трудно, но я смогла это принять.

Тем более, мне там делать нечего.

Беру на раздумья ровно тридцать миллисекунд и пишу:

Я: "Я домой.".