– Эй, ну нельзя же так, – сокрушался Ник. – В мире неспокойно. Как можно тратить драгоценное время на… на это?

В ответ Флёр швырнула снежок Нику в голову, он попятился и шлепнулся на землю.

– Нет смысла спасать мир, если это, – Флёр указала на Элизабет, катающую маленький ком снега, – незначительно.

– Не говори глупости, – Ник стряхнул снег с лица и поднялся с земли. – Ты серьезно считаешь, что снеговик не может подождать?

– Когда придут они, то ты иначе заговоришь.

– Как снеговик может защитить нас от них?

– Снеговик не сможет, но его дети и дети его детей выстоят против зла. Поэтому у нас два снеговика. Они будут спариваться, когда мы уйдем.

– Что. За. Чушь?!

Но Флёр промолчала. Она еще некоторое время улыбалась, смотря, как Ник злится, а потом побежала к Элизабет вносить последние штрихи в их творение.

«Какого черта?» – подумал Ник.

– Это объединяет, – сказала Флёр, когда подружка снеговика была готова.

И все равно Ник сидел на лавке и упрямо не понимал, о чем идет речь. Ему требовалось пояснение. И он его получил.

– Скоро Рождество, Лаплас. Все в этой стране любят Рождество, даже те, кто не верит. Такие, как ты.

– И что с того?

– У нас есть сцена и хорошее настроение.

Ник развел руками.

– Мы пригласим сюда людей из настоящего и прошлого. И я для них спою! – сказала Флёр и сжала руку в кулак. – Все услышат, какая я очаровашка, и тогда оба президента Америки пожмут друг другу руки и наступит мир.

Элизабет завороженно смотрела на Флёр, словно увидела своего кумира вживую.

– Хочу услышать, – сказала она.

– Услышишь, – усмехнулась Флёр.

Ник откинул голову и посмотрел в небо, а потом сказал:

– Если ты поешь так же, как делаешь все остальное, то люди, позабыв о различиях, перережут друг друга, лишь бы больше не слышать твой голос.

На этот раз ему в голову прилетело аж два снежка, а Дости громко залаял.

– Ладно, это хорошая идея, – согласился Ник. – Только на этот концерт никто не придет. Нужен кто-то, кто знаменит своей музыкой, а не проблемами с головой.

* * *

Мистер Келлерман протер защитное стекло хоккейного шлема на своей голове, а затем несколько раз поморгал, прежде чем высказать замечание.

– Такой пафосной пропагандистской херни я не читал уже давно, Ники-малыш, – сказал он. – А я работаю редактором уже пятнадцать лет. Даже слабоумный Билли так не писал, а он, на секундочку, играл целыми днями в Dota 2. Надеюсь, ты не играешь в нее?

– Нет, сэр, – Ник замотал головой.

– Жаль, а то я подсел на нее недавно.

– Ээ…

Мистер Келлерман зажег сигару, затянулся, а затем поджег от нее листок бумаги с распечаткой статьи и бросил ее в пепельницу.

– Перепиши! – рявкнул он. – И чтобы не было этого бреда про дружбу, равенство и братство. Ты коммунист, что ли?! То-то ты носишь красный браслет на руке. С серпом и молотом, небось? И где, кстати, твоя помощница? В Гулаге?

– Сэр, сейчас суббота.

– У нее шабат?

– Нет, у нее выходной. Как и у меня, кстати.

– Что? А что ты тут делаешь тогда?

Мистер Келлерман осмотрел свой кабинет, он все больше походил на комнату студента. Кругом были мусор, упаковки от готовой еды и бутылки.

– Вы позвонили мне вчера посреди ночи и сказали, чтобы я пришел и сдал статью.

Мистер Келлерман виновато почесал щеку, заросшую щетиной.

– Не помню, – сказал он. – Но утром бутылка была пуста. Кто-то ее выпил, но кто?

– Вы бы прекращали жить в офисе, пить коньяк, играть в Dota 2 и возвращались бы уже к семье, – проговорил Ник.

Мистер Келлерман ударил рукой по столу.

– Никогда! – прокричал он.

Ник остолбенел. Похоже, тема, которую он поднял, была слишком болезненной для редактора. И лучше было поскорее ее сменить.

– Я могу переписать статью, сэр, но разве вы не видите, что напряжение в обществе растет. Мы обязаны делать все, чтобы подавить это, иначе не избежать катастрофы.

Мистер Келлерман залился смехом, откинувшись на спинку кресла. От хохота у него чуть сигара не выпала изо рта. А потом он вновь стукнул рукой по столу, чтобы это все-таки прекратить. Но удар получился слишком сильным, отчего стакан с коньяком завалился набок и все его содержимое разлилось.