Шрифт:
— Похоже, приводят в порядок оранжерею. Миссис Чентри любит ухаживать за растениями?
— Возможно. Но прежде я никогда не видела, чтобы она что-то делала лично.
Мы снова подошли к ее мужу, который все это время стоял неподвижно возле моего автомобиля, погруженный в гневное молчание.
— Вы хотите, чтобы я поехал по вашему делу в Тусон? — обратился я к нему.
— Пожалуй, да. У меня нет выбора.
— У вас есть выбор.
Но миссис Баймейер поспешно прервала наш диалог, попеременно поглядывая то на мужа, то на меня, словно теннисный арбитр.
— Мы хотим, чтобы вы по-прежнему занимались этим делом, мистер Арчер. Если вы желаете получить аванс, я охотно выплачу вам его из собственных сбережений.
— В этом нет необходимости, — вмешался Баймейер.
— Хорошо. Благодарю тебя, Джек.
— Я возьму у вас пятьсот долларов, — сказал я.
Баймейер тихо застонал и, казалось, на какое-то время утратил дар речи. Все же, помолчав, он сказал, что готов выписать чек, и вошел в дом.
— Почему он так относится к деньгам? — поинтересовался я.
— Видимо потому, что они достались ему нелегко.
Когда он работал на шахте молодым, бедным инженером, он был совсем иным. Но в последнее время он многих оттолкнул от себя.
— К примеру, собственную дочь. И жену. А как обстоит дело с Саймоном Лэшмэном?
— С художником? Что вы имеете в виду?
— Разговаривая с ним сегодня утром, я упомянул фамилию вашего мужа. Лэшмэн отреагировал на нее очень неприязненно. Откровенно говоря, он послал меня к дьяволу и повесил трубку.
— Я очень сожалею.
— Мое личное самолюбие не слишком пострадало, но его помощь мне может пригодиться. Вы его хорошо знаете?
— Вовсе не знаю. Просто мне известно, что есть такой художник.
— А ваш муж его знает?
Она некоторое время колебалась.
— По-видимому, да, — наконец неохотно произнесла она. — Но мне бы не хотелось об этом говорить.
— Все же попробуйте.
— Нет. Для меня это слишком болезненно.
— Почему?
— Это связано со многими старыми воспоминаниями. — Она тряхнула головой, как будто прошлое по-прежнему тяготело над ней. Потом начала говорить тихо, поглядывая на дверь, за которой скрылся ее муж: — Мой муж и мистер Лэшмэн некогда были соперниками. Та женщина была старше Джека и принадлежала скорее к поколению Лэшмэна, но он предпочитал ее мне. Он выкупил ее у Лэшмэна.
— Вы имеете в виду Милдред Мид?
— Значит, вы слышали о ней? — Гнев и презрение на минуту изменили ее голос. — Она была известна всей Аризоне.
— Да, я слышал о ней. Это она позировала для купленной вами картины.
Она взглянула на меня неуверенно, не понимая, о чем я говорю:
– . Какой картины?
— Той, которую я разыскиваю. Каргины Чентри.
— Это невозможно.
— И все же это именно так. Значит, вы не знали, что это портрет Милдред Мид?
Она прикрыла глаза ладонью и проговорила, не глядя на меня:
— В общем-то, мне следовало догадаться. Когда Джек купил ей дом, я пережила страшный шок. Он был лучше, чем тот, в котором я тогда жила. — Она опустила руку и зажмурилась, ослепленная ярким светом. — Я, должно быть, сошла с ума, когда приобретала эту картину и привезла ее сюда. Джек, конечно же, знал, кто на ней изображен. Правда, он не сказал ни слова, но, наверное, ломал голову над тем, что я затеваю.
— Вы можете спросить у него, что он об этом подумал. Она покачала головой:
— Я никогда не решусь. Боюсь совать палку в муравейник. — Она оглянулась, желая убедиться, что ее слова не услышит муж, но он еще не вышел из дома.
— И все же вы разворошили муравейник, купив эту картину и привезя ее домой.
— Это правда. Наверное, я лишилась рассудка. Вам не кажется?
— Вам это должно быть лучше известно, чем мне. Это ваш рассудок.
— Я бы охотно его кому-нибудь уступила. — В ее тоне я заметил легкое возбуждение; видимо, она была поражена собственной изощренностью, хотя и непреднамеренной.
— Вы когда-нибудь видели Милдред Мид?
— Нет. Никогда. После того как она… вторглась в мою жизнь, я особенно избегала ее. Даже боялась.
— Боялись? Ее?
— Себя, — ответила она. — Боялась, что могу сделать что-нибудь ужасное. Ей было лет на двадцать больше, чем мне, а Джек, который всегда был таким скрягой, купил ей этот дом.
— Она по-прежнему в нем живет?
— Не знаю. Может быть.
— Где находится этот дом?
— В каньоне Чентри, в Аризоне, на границе с Нью-Мексико, неподалеку от шахты. Кстати говоря, его владельцем некогда был Чентри.
— Художник?
— Нет, его отец Феликс, — ответила она. — Феликс Чентри был инженером. Это он открыл ту шахту и руководил ею до самой смерти. Именно поэтому я почувствовала себя такой обиженной, когда Джек купил дом у его наследников и подарил той женщине.