И ему это совсем не нравилось, но он быстро вскрыл пакет, сгорая от нетерпения посмотреть, что внутри. Дункан вытащил стопку бумаг, исписанную знакомым почерком Чейза, и поднёс верхний листок к маленькой свече на стене в плафоне из стали и стекла.

"Средства изъяты из казначейства".

Дункан перевернул страницу.

Далее следовали послания от полудюжины высокопоставленных членов Османской империи.

Подтверждения секретных встреч.

И измены.

Его сердце бешено заколотилось, он закрыл досье. Доказательства. Неоспоримые, безупречные доказательства. Дункан вернул листочки в конверт, в котором они лежали, обдумывая значение их содержания. Истинная ценность этих сведений была практически непостижима уму. Они уничтожат Тремли. Сотрут его с лица земли.

Они, без сомнения, защитят Уэста.

Он взял маленький клочок бумаги, который прилагался к досье, и прочёл строки, написанные знакомым размашистым почерком.

"Я ни на секунду не поверю, что твоя просьба - результат мастерства репортёра; ты знаешь что-то, чем не хочешь поделиться.

А мне не нравится, когда ты не делишься".

Тем хуже для Чейза.

Уэст не собирался делиться с ним ни тем, откуда он знает Тремли, ни тем, что происходит у него с Джорджианой.

Его взгляд метнулся к ней. Дункан ни за что не станет делиться Джорджианой.

– Ты сделала свою работу.

– Я уж надеюсь, – сказала она.

– Отлично, – согласился он. – Здесь всё, на что я рассчитывал.

Джорджиана улыбнулась.

– Рада слышать, что содержимое стоило твоих хлопот.

Намёк на то, что его помощь не бесплатна. Так и было, даже если он и не хотел признавать правды. Дункан отогнал мысль прочь.

– И вот мы наедине.

– Хочешь сказать, что я заплатила тебе за дружеское общение? – спросила она с улыбкой в голосе.

Нелепый вопрос. Или нет. Дункану показалось, что им манипулируют, как будто всё это было тщательно спланировано.

– Око за око, – сказал он, вторя многим их разговорам. Её словам. Его.

Дункан не видел её лица, но остро чувствовал на себе взгляд Джорджианы. Свет в карете был устроен таким образом, чтобы внести дисбаланс. Наделить превосходством только одного оппонента, того, кто был скрыт во тьме. Но, когда она, наконец, заговорила, в её голосе звучало волнение:

– Сегодня всё не так.

– А в другие ночи?

Он не мог вынести мысли, что она не раз вот так же встречалась с другими мужчинами. Дюжины. Сотни раз.

Она провела ладонями по разметавшимся юбкам, шёлк зашелестел, играя на нервах Дункана.

– Бывают ночи, когда тайными сведениями торгуют. А в другие - выдают бесплатно.

– Но они не бесплатные, – сказал он. – Эти сведения - плата за статьи в моих газетах. За каждый твой танец с Лэнгли. За танцы с другими джентльменами.

– С охотниками за приданым, – уточнила она.

– Да, – согласился Дункан. – Я других и не обещал.

– Ты обещал, что меня примут в обществе.

– И тебя примут. Но выйдешь ли ты замуж не за охотника за приданым? Вряд ли. Если только... – он замялся.

– Если только что?

Он вздохнул, испытывая отвращение к той сделке, которую они заключили, хотя она и не переставала его искушать. Ему то и дело в голову приходили разнообразные возможности.

– Если только ты не захочешь поделиться с ними правдой.

– Какой правдой? – спросила она. – Я мать-одиночка. Дочь одного герцога. Сестра другого. Воспитана в аристократических традициях. Я, как скаковая лошадь, выведена специально для их мира. Эта правда и так всем известна.

– Нет, – проговорил он, – им известна далеко не вся правда.

Она издала лёгкий смешок, лишённый всякого юмора.

– Ты имеешь в виду Анну? Думаешь, они приняли бы меня радушнее, если бы знали, что я провожу ночи в клубе?

– Всё не так просто. Ты намного более сложная личность.

Дункан не знал, что именно он имел в виду, но был уверен в своей правоте.

– Ты ничего обо мне не знаешь. – По её тону он понял, что разозлил Джорджиану.

Ему захотелось протянуть руки и вытащить её на свет. Но он сдержался.

– Я знаю, почему ты говоришь, что любишь тьму.

– Почему? – спросила она так, будто сама уже не была в этом уверена.

– Во тьме легче прятаться, – ответил он.

– Я не прячусь, – настоятельно заявила она. Знает ли Джорджиана, что лжёт сама себе?