Ни один ребёнок, ведущий такую жизнь, не мог считаться везучим.

– Ты жил в Лондоне? – Должно быть, так оно и было. Без сомнения, он находился в работном доме, вынужденный страдать в огромном, растущем городе.

Он не ответил.

– Как бы там ни было. После чистки труб мне не разрешалось мыться, так как на следующий день мне предстояло снова испачкаться. Те несколько раз, когда мне удавалось искупаться, я всегда был последним. К тому моменту вода всегда остывала. И становилась грязной.

На глаза Джорджианы навернулись горячие и непрошеные слёзы, слава богу, благодаря огню за спиной, её лицо оставалось в тени.

Она потянулась к нему, обвила рукой шею и запустила пальцы в его прекрасные светлые волосы, блестящие, мягкие и чистые даже сейчас.

– Больше этому не бывать, – прошептала она ему на ухо. – Больше не бывать, – повторила она, желая обвиться вокруг него всем телом.

Желая защитить того мальчика, которым он когда-то был. И мужчину, которым он стал сейчас.

Господи.

То, что она чувствовала…

Нет, Джорджиана отказывалась об этом думать.

И уж точно не собиралась признавать.

Он опомнился, на его лице появилось удивление, как будто он только что вспомнил, что Джорджиана находится рядом.

– Больше не бывать, – согласился Дункан. – Теперь в моём распоряжении тысячи квадратных футов чистой воды. Тёплой и прекрасной.

Ей хотелось расспросить его ещё. Надавить.

Но она лучше, чем кто-либо другой, знала, что когда Дункан Уэст заканчивал разговор, он его заканчивал. Поэтому она нашла альтернативу и просто его поцеловала, провела пальцами по плечу и вниз по руке. Джорджиане хотелось прикоснуться к каждому дюйму его тела. И к некоторым определённым дюймам этого самого тела. И она почти решилась, когда он поднял её из воды и усадил на край бассейна.

По изгибам и впадинам её тела стекала вода. Откровенная поза смутила Джорджиану.

– Подожди, – начала она, но Дункан заставил её замолчать, прижавшись страстным поцелуем к колену.

– Но сегодня меня интересует не бассейн, – прошептал он, проводя рукой между её бёдер и раздвигая их, чтобы прижаться губами к внутренней стороне колена. – А кое-что другое.

В его словах сквозила настойчивость, как будто прикосновение, поцелуи, занятие любовью могли стереть его прошлое. И все разговоры о нём.

Возможно, так оно и было. Только сегодня.

Его пальцы снова пришли в движение, дразня её, пока ноги Джорджианы не распахнулись шире, и он не прошёлся поцелуями вдоль её бедра, выписывая круги языком, воспламеняя своими прикосновениями.

– Кое-что другое, – повторил Дункан, прокладывая дорожку из поцелуев вдоль ноги, уговаривая Джорджиану раскрыться ещё сильнее. – Кое-что такое же тёплое.

От этих слов Джорджиану бросило в дрожь, она закрыла глаза, представив его грешный образ между своих бёдер.

– Такое же потрясающее.

Она потеряла равновесие и откинулась назад, опёршись на руки, не зная, что делать дальше. Не зная, чего хочет. И в то же время она была абсолютно уверена, что хочет именно этого. Его порочные пальцы снова зашевелились, но им не пришлось проявлять настойчивость. Джорджиана открылась ему навстречу, предоставив к своему телу полный доступ.

Он пообещал взять ситуацию под свой контроль, так и действовал.

Теперь её бёдра были широко распахнуты, его пальцы перебирали тёмную кудрявую поросль, которая скрывала самую сокровенную часть её тела. Он поднял глаза.

– Ты такая же влажная?

Слова поразили её сильнее, чем прикосновение. Дункан с бесконечной нежностью раздвинул нежные складки её лона, погрузив внутрь один палец. Они вместе застонали от этой ласки, от умопомрачительного ощущения.

– Ещё, – исполненный удивления, проговорил Дункан, поглаживая её в том сокровенном местечке, – я собираюсь попробовать тебя на вкус. Я буду прикасаться к тебе и целовать, пока ты не достигнешь пика, а свидетелями твоих криков станут только вода и небо.

Слова обескуражили и в тоже время придали сил, рука Дункана скользнула вверх по её торсу к груди, прижимая Джорджиану спиной к тёплому кафелю, она откинулась назад, свесив ноги с края бассейна.

– Вы моя, – порочно проговорил он. – Миледи

В груди защемило от упоминания титула. От той истины, которая сквозила в его словах.

– Твоя, – прошептала она. Боже милостивый, всё верно. Она принадлежала ему во всех отношениях.

А потом он раздвинул нежные створки, и его рот оказался на самом сосредоточении её женственности. Джорджиана вскрикнула от непередаваемого, почти невыносимого удовольствия, которое дарил его язык, он кружился и ласкал, творя ужасные, восхитительные вещи. Руки, которые она не знала, куда деть всего несколько минут назад, запутались в его прекрасных светлых волосах, пока он пробовал на вкус её горячий эликсир, угрожая лишить рассудка.