На подоконнике небольшого домика станции Ильинское стала писать той, которая душевно была мне в ту пору ближе всех:

"Сусанна Лазаревна!

Простите меня, грешную, ради Бога! Мне бы хотелось, чтобы письма Санины, начало моих мемуаров и все прочее попало в Ваши руки. Когда выйдете на пенсию - разберетесь, что куда отдать..."

И дальше пояснила, где находилось все это.

Я назначала Сусанну Лазаревну своей душеприказчицей.

Адрес на конверте написала по памяти. Письмо это будет долго блуждать, прежде чем попадет к своему адресату...

Вернувшись, зашла к мужу в последний раз сказать ему "спокойной ночи!", запечатлеть в себе его образ...

Он приподнялся, хорошо посмотрел на меня, пожелал спокойной ночи и перекрестил широким крестом...

Принесла из кухни в свою комнату чашку с водой. Подогреть не решилась: не вызвать бы подозрения! Мы на ночь никогда чая не пили. Лечь решила, не раздеваясь. Понимала, что меня будут пытаться вернуть к жизни, а так не будет лишних хлопот одевать, отвозя...

Уже в постели стала торопливо писать, подготовив три конверта на которых сделала надписи:

МОЕМУ МУЖУ

ВЕРОНИКЕ

ЗАВЕЩАНИЕ.

Саню просила, если не проклянет, похоронить на кладбище деревни Рождество, поближе к нашей "Борзовочке".

Веронике написала, в чем меня похоронить.

В завещании писала о деньгах, которые завещала маме, а после ее смерти двум своим двоюродным сестрам: Веронике и Наде. Писала, чтоб носильные мои вещи разделили между сестрами и племянницами. А главное - о том, что прошу быть моей душеприказчицей Сусанну Лазаревну Красносельскую.

Вложив все в конверты, положила их под себя...

Ложась, я взяла к себе в кровать те две цилиндрических коробочки из-под витаминов, которые приехали со мной не так давно из Рязани. С трудом извлекла из них пачки с пилюлями, плотно туда засунутые. Одна коробочка, уже пустая, упала и покатилась по полу. Я замерла: не услышал бы Саня! Но из его комнаты по-прежнему ни звука...

Я стала поглощать одну пилюлю за другой, предварительно каждую разжевывая, а потом уже запивая - чтоб скорей растворялись! И так... все тридцать шесть.

С чувством облегчения, освобождения от страданий, легла на левый бок, спиной к стене, как привыкла засыпать, и успокоенно закрыла глаза. Больше не надо будет делать над собой никаких усилий, чтобы пытаться разрешить неразрешимое! Я поняла, что муж мой... не может жить по воле Божьей. А всецело подчинить себя его воле я была не в состоянии. Освобожу его. Больнее всех будет маме. Но что же делать?..

Последнее, что помню: сильные, отчетливые удары сердца. Сколько ему еще остается биться?..

Позже я узнала, что в тот день был праздник Покрова Божьей Матери...

9. Живи!

16 октября, под вечер, очнулась в незнакомой обстановке. И почти тотчас увидела склонившееся надо мной чернобородое лицо знакомого доктора:

– Наталья Алексеевна, вы понимаете, где вы?

Справа от меня стена, свет падает сзади. Все, как в моей сеславинской комнате, только почему-то голо кругом...

– Вы - в больнице, - помог мне доктор Крелин. И спросил сразу же: - Вы благодарны врачам, что они спасли вам жизнь?..

Я медленно повела головой из стороны в сторону и произнесла:

– Нет.

И снова впала в забытье.

...Врачи не были моими спасителями. Отменив тот смертный приговор, который я сама себе добровольно вынесла, они приговорили меня к жизни, не задумавшись над тем, что приговор этот не всегда гуманен. Сам Александр Исаевич в "Раковом корпусе" поднял вопрос, большой вопрос о ПРАВЕ ЛЕЧИТЬ. Но подумал ли он о том, что с таким же основанием может быть поставлен вопрос и о ПРАВЕ ВОЗВРАЩАТЬ ЖИЗНЬ тем, для кого смерть была единственно возможным выходом?.. Меня врачи обрекли снова на муки, снова на страдания; опять ждало меня неразрешимое...

Но как же случилось, что я... не умерла?

Утром 15 октября муж был немного удивлен, что я долго не встаю. Подумал, что ночью у меня была бессонница, что поздно выпила снотворное, досыпаю... Он рассчитал, когда нужно будет меня разбудить, чтобы я не опоздала на свой музыкальный урок. Но тут он нечаянно уронил тяжелую книгу на пол. То, что я не услышала звука падения книги, показалось Александру Исаевичу подозрительным. Он раскрыл двери и вошел ко мне. Не знаю, по каким признакам, но тотчас все понял.