– ???

– Я отвез ей. Там он нужнее. Ей приходится много лежать сейчас... Это ведь мне подарок!

...Да. Но... от кого? Ведь - от моей мамы! Зимой он писал ей: "И очень мило выглядит Ваш заполярный столик, здесь ему место". И вот уже место ему не здесь?.. Как не понять, что там все должно быть другое?..

Пока ехали на машине, все было ничего. А в Борзовке я сникла.

...Надо готовить домик к зиме. Да и на участке еще остались осенние работы. Но... для кого я это все буду делать?.. Для себя? Мне, одной, ничего не нужно. Для них? Невозможно... Не способна... Не могу... Для нас?.. Нас уже нет.

Не могу сдержать слез, не могу не жаловаться... Утешает:

– Но ведь это любимое мое место на земле. Буду приезжать, жить здесь иногда...

Но ничто уже не в состоянии меня утешить.

– Я узнала, какая она... Не могу верить твоим обещаниям... Неужели правы те, кто берут от жизни все? Почему я не такая?..

Саня не сдержался. Разговор постепенно перешел в ссору.

– Собирай сплетни! Это все уже устарело ("самиздатская" обстановка в доме!).

И - страшный упрек:

– Ты могла повредить ей...

– ???

– Когда ты глотаешь пилюли, у нее что-то начинается... Телепатия...

...Боже мой! Даже о моем уходе из жизни - только с точки зрения пользы или вреда ей и ее будущему ребенку!.. Я должна терпеть все молча, безропотно...

– А может, это не телепатия вовсе. А нечто другое?

Саня пересаживает куст крыжовника от соседки. Просит, чтоб я помогла. А меня силы совсем оставили. Только и смогла, что сходить в лесничество за молоком. Только молоко и пили в тот день. А еще - лекарства, чтоб успокоиться. А к курице, что мама специально нам к этому дню зажарила, не притронулись...

То ли оттого, что я излила свою боль, высказала свою боязнь за будущее, то ли от лекарства, но я постепенно смягчилась. Пришло чувство раскаяния за свой срыв, чувство жертвенности... То чувство жертвенности, которое таит в себе даже элемент блаженства. Должно быть, нечто подобное испытывал Достоевский перед припадком - чувство какой-то полной гармонии, как писал он. Но как удерживать в себе эту жертвенность? это смирение?..

Я просила прощении. Обещала держаться на душевной высоте.

Но день был испорчен.

– А я думал, что будет, как тогда...
– с горечью сказал мне муж, намекая на день 26 сентября.

У него были любовницы... Он привык видеть в них только довольство, только радость. И не мог понять: они всегда что-то приобретали в общении с ним, приобретали сверх того, что имели. Я же из-за них только теряла. И все же я должна навсегда смириться с тем, что теперь всегда будет она!..

Так и не съев и не выпив ничего горячего, мы уехали. Саня вел машину. Я сидела присмиревшая, вконец обессиленная. ...Вот вам и любовники! Нет, это - не для меня! Какой же выход?.. Еще больше смирения, еще больше жертвенности...

Мы еще утром захватили из "Сеславина" то, что мне нужно было отвезти на московскую квартиру: две объемистые сумки, складной зеленый столик. А ехать мне с вокзала еще далеко: метро, автобус, пятый этаж без лифта... Я попросила Саню не сажать меня сразу на электричку в Ильинском, а заехать в "Сеславино", чтоб обогреться, перекусить...

Он был неумолим. Он не мог или не хотел видеть моего страдания. Пусть оно достанется мне одной да еще тем, кто захочет.

Пока ждали поезд - минут двадцать - я полулежала в машине, прижавшись к своему неверному... Придется ли когда-нибудь еще?..

Я сказала Сане, что на праздники уеду из Москвы к друзьям, рассеюсь...

– Еще как на тебя повлияет поездка?..

Договорились, что 11 ноября Вероня будет обо мне знать.

Муж назначил последний срок отгона нашего "Дениса" в Рязань - 15 ноября. Я могу ехать с ним (разводиться!), но только если не будет "кишкомотательства". Иначе - поездом, одна...

Приехав к Нине Викторовне, мертвым телом повалилась на кровать.

На следующее утро не вытерпела, раскрылась Нине Викторовне.

...Как?.. Ведь Нержин в "Круге первом" всех покорил своей цельностью! Тем, что не поддался никаким соблазнам. Отказался от работы ради своих принципов, отказался от Симочки ради Нади... И вот теперь... упал в яму?!

– Но из ямы выбираются, - пыталась она меня утешить.

В воскресенье, 1 ноября, пошли с Ниной Викторовной в церковь. А оттуда поехала к Веронике повидаться с мамой. Я не знала и не узнала в тот день, что мама из-за моей оплошности поняла, что за "воспаление легких" у меня было... В день своего прихода из больницы я с кем-то говорила по телефону. Мне нужно было записать номер телефона. И я сделала это на переплете той тетради, в которой вела записи в больнице. Тетрадь же эту забыла на телефонном столике. Эта тетрадь попалась на глаза маме. С первой же страницы она поняла все. Не став читать дальше, спрятала тетрадь, чтобы потом отдать мне.