— Пшшшш! — резкий рывок рычага, и пар из Митиного автоматона накрыл всех. А когда развеялся, Свенельда Карлович уже катил прочь, что-то неслышно выговаривая Ингвару.

Крытая паротелега подъехала и с облучка спрыгнул Иван Яковлевич Лаппо-Данилевский, помещик, гласный губернского земства от дворян, уважаемый человек — о чем знали все. Убийца, оскорбитель Крови, сообщник покойного Бабайко — о чем знал только Митя, ну и отец тоже, но ему доказательства нужны…

— Дорогой сосед! Господа! — Иван Яковлевич изящно отсалютовал тростью. — А это Штольцы отъехали? Паротелегу прикупить изволили, Аркадий Валерьянович? Одобряю, весьма полезная в хозяйстве вещь! — Лаппо-Данилевский похлопал бывшую собственность Штольцев по передку.

— Военная добыча. — протянул Митя. — От господина Бабайко. У нас еще три такие есть.

«На что угодно спорю — не все они раньше принадлежали Бабайко. Была тут и ваша доля, Иван Яковлевич!» — злорадно подумал он.

Была — Лаппо-Данилевского заметно перекосило. Но он кивнул Мите, будто только заметил:

— Дмитрий… Жаль, Алеша со мной не поехал. Он вас часто вспоминает. — последние слова звучали откровенной угрозой.

— Приятно слышать. Я его тоже.

И не надейтесь, не забуду!

— Везти юношу в столь непрезентабельное место! — тут же подхватил отец.

— Ну ваш же юноша — вот он! — окрысился Лаппо-Данилевский.

— Так мы по делу.

— Так и я не для удовольствия! Подумываю вложить деньги в новые бельгийские заводы «Шодуар». Присматриваюсь пока — как и что! — взмахом трости он указал на склад.

— На этом складе нет бельгийского железа. — вдруг негромко сказал ротмистр. — Здесь только железо для питерских заводов, а их заказы все идут «Брянскому товариществу».

— Ничего! — небрежно отмахнулся Лаппо-Данилевский. — Сегодня — брянцам, а завтра, глядишь, и к бельгийцам обратятся. Вот Аркадий Валерьянович говорит, что промышленность — дело растущее, а я ему верю. Может даже, предложу бельгийцам еще один склад поставить, заодно и кирпич им продам — я, знаете ли, на Анечкиных землях заводик кирпичный заложил.

Митя неслышно скрипнул зубами. А их «мертвецкий» кирпич не берут, и он готов поставить последнюю уцелевшую сорочку от «Калина» против крестьянских онучей, что Лаппо-Данилевский к этому причастен.

— Умеете вы дела вести, Иван Яковлевич! — с завистливым подобострастием выдохнул Мелков.

— Умею. — согласился Лаппо-Данилевский. — Могу и вас научить, Фан Фаныч.

— У чиновников моего Департамента одно дело — общественный порядок. — холодно обронил отец. — Этим мы и займемся, не так ли, господа? Честь имею! — кивнул Лаппо-Данилевскому, и повел автоматон прочь.

Теперь Митя ехал последним, лопатками чувствуя устремленный ему в спину взгляд. Что ж, в этом коротком соревновании Иван Яковлевич их обошел. Чуть-чуть. Но гонка только начинается.

Копыта автоматонов звучно чавкали в грязи. Здешняя «Фабрика» и впрямь была местом отвратным. Митя дернул паро-коня в сторону, объезжая вдавленную в дорогу дохлую кошку. От мостовой остались лишь редкие островки камня, но те были уже частью выворочены. Митя представил, как мостовая с каждым днем укорачивается все больше, больше… Улица была совершенно, оглушающе пуста.

— Гнать народишко отсюда велено, ось-ось сносить будут. — буркнул Михал Михалыч. — Хиба що сами фабричные ходють, так зараз смена у них.

Но Мите все равно казалось, что сквозь плотно закрытые обшарпанные ставни за ним следят внимательные глаза. Взгляды тянулись за их кавалькадой точно клейкие паутинные нити. Земля едва заметно содрогнулась — возвышаясь над домишками, по соседней улице протопал паро-бот, человека в седле скрывали нагруженные на железные плечи ящики. Паро-бот был старый, и то и дело заваливался на бок. Казалось, еще чуть-чуть, и он рухнет, сминая убогие домишки как бумажные. К запаху мокрой земли и глины прибавилась вонь старого масла и еще чего-то… чего-то отлично знакомого… даже родного… противного, но одновременно и притягательного.

Митя вдохнул всей грудью — ноздри его жадно трепетали. Голова вдруг отчетливо закружилась, так что ему пришлось схватиться за ручки автоматона, чтоб не выпасть из седла. Автоматон повело в сторону, и он едва не врезался в ротмистра.

— Юноша! — заставляя своего текинца отпрянуть, гаркнул Богинский. — Что с вами?

Митя не слушал. Не слышал. В ушах гремел набатный колокол, отрезая все звуки, а перед глазами плыл туман. Оставался только знакомый запах и желание идти за ним: отчаянное, непреодолимое. Он должен сейчас же, немедленно узнать, что… это… там… пахнет! Кто… это… там…