Дергано, точно сам был всего лишь автоматоном, Митя сомкнул пальцы на рукояти… и паро-конь неуклюже, пошатываясь и засекаясь, двинулся в соседний проулок.

— Митя! Куда ты? — закричал отец, но эти крики доносились как сквозь подушку.

— Митя! — чья-то рука схватилась за рычаг, пытаясь остановить автоматон. Митя резко ударил ребром ладони, раздался болезненный вскрик, рука пропала… Поле его зрения вдруг сузилось, превратившись в туннель, в котором виднелся лишь конец проулка — и словно картина, обрамленная рамой, искореженный старый фонарь.

— Може, мне его с седла-то выдернуть? Неладное щось с хлопцем! — все также издалека долетел бас Михал Михайлыча. И нервный голос отца в ответ:

— Да! — и тут же… — Нет, погодите! Митя!

Митя прибавил скорости — и в дробном грохоте копыт и разлетающихся брызгах влажной земли вылетел на что-то вроде крохотной площади. Автоматон едва не врезался в покосившийся фонарь — Митя успел дернуть ручку.

— «Фабрика»… фонари тут ставить смысла нет — не уцелеют. — бросил ротмистр. От него тянуло легкой брезгливостью — кажется, жандарм решил, что сын у нового начальства склонен к припадкам. Мите было все равно. Важен был только зов — отчетливый, непреодолимый зов… крови. Кровь пела. Кровь звала.

Митя сиганул прямиком из седла, пошатнулся, едва не упав, и скользя сапогами по остаткам брусчатки, кинулся к ближнему домишке.

— Что ты делаешь? — снова закричал отец, когда Митя саданул каблуком сапога по ржавому замку на двери. Тот лишь громко лязгнул, Митя зарычал, как дикий зверь, и метнулся к автоматону за инструментом.

— Погодь, сынку, зараз я ее… — вдруг прогудел оказавшийся рядом старшина… и двинул в дверь плечом. Сорвавшаяся створка с грохотом рухнула внутрь.

— Михал Михалыч, зачем вы… — начал Мелков.

— Та сдается, хлопец знает, що робыть.

Митя, набычившись как для таранного удара, ринулся внутрь. И встал посреди запыленной комнаты. Его отпустило — мгновенно и сразу. Гул в ушах стих, туман перед глазами развеялся, все стало четким и ясным, и Митя просто стоял, вбирая в себя зрелище, которое после недавней одуряющей мути на краткий миг показалось ему восхитительным! И только задушенный, полный ужаса шепотом за спиной…

— Творец Вседержитель и Кровные Предки!

…заставил его очнуться.

В тонких, похожих на спицы, лучиках света, пробивавшегося сквозь щели закрытых ставен, куча посреди комнаты казалась брошенным тряпьем. И только когда глаза привыкли к сумраку… Мелков ринулся вон, слышно было, как его тошнит за порогом.

Мужчина лежал на полу, глядя в потолок остановившимися пустыми глазами — в напрочь развороченной груди его белел кусок кости. Второй притулился в углу — в некогда дорогом, а ныне изодранном в клочья сюртуке, измаранном кровью белом жилете и даже… в цилиндре, с силой нахлобученном до самых ушей. А у ног его были небрежно брошены останки женщины. Тело с выдранной рукой, и откатившаяся в сторону голова с недлинной темной косой. В застывшем лице не было страха — только растерянность и недоумение.

В пыли вокруг мертвецов отпечатались следы громадных медвежьих лап.

[1] В нашей реальности витальеры, пираты северных морей, появились в 1391 г., во время осады Стокгольма датчанами. Сперва умудрялись под носом у датчан провозить в город провиант, а потом применили свои навыки, чтобы грабить побережья Балтики. Базировались на о. Готланд. Просуществовали до середины XV века.

[2] Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. (англ. В. Шекспир «Гамлет»)

Красно-золотистые волны жара колыхались вокруг. Воздух был настолько сухим, что дышать им было невозможно — казалось, в рот и нос набивается горчичная бумага. Язык и горло жгло, кожа горела, не выпуская наружу даже капельки пота. Что, конечно, радовало — приличный человек не потеет. Во всяком случае, на людях. И не срывает с себя одежду, каждое прикосновение которой к измученному телу вызывает волну боли. И не облизывает пересохшие, потрескавшиеся до крови губы.

— Не понимаю, Аркадий Валерьянович, где вы тут обнаружили преступление? — недовольный голос полицмейстера ввинчивался в мозг, как бурав из мастерской Ингвара. — Нападение животного — трагический, но всего лишь случай!

— Шурин рассказывал, у них в Сибири медведи по окраинам бродят. Не знал, что в Екатеринославе также. — хмыкнул отец.

— У вас, ваше высокоблагородие, шурин в Сибири? — с нехорошей многозначительностью протянул екатеринославский полицмейстер.

— Губернатором… — не глядя на них, словно беседуя со стеной, обронил жандармский ротмистр.