Шрифт:
И принялась за рассказ.
Сказывала я долго, со всем тщанием припоминая подробности, какие удалось отвоевать у забытья.
Про встречу с супостатом, про колдовство его, на снежного волка настороженное.
Про старое, позаброшенное зимовье. Про людей в нем — числом меньше полудюжины, а все ж, поди, утаи в наших лесах эдакую ватагу от местных. От людей-охотников, от меня. А ведь ни единого следочка не учуяла.
Про ошейник с бляхами. Про щит, в который бились и не могли пробиться волки. Про метельный зов, какой сильнее волшбы супротивничка оказался.
А про оберег с двумя колосками да двумя перьями, да с льняными детскими волосками говорить не стала. Не их ума дело.
Вместо того, пересказала обрывки разговоров, какие припомнить удалось. Их при мне не стесняясь вели — кто ж таится бессловесной твари, нежити, проклятием порожденной, людского разумения не имеющей?
И вот те разговоры я нынче на кухне вспоминала с особым прилежанием.
Маги слушали. Задавали вопросы:
— Как выглядел колдун?
И ответ мой «Как встречу — узнаю» был им явно не по нутру.
Я вздохнула. Сгребла куцые воспоминания.
— Ростом не то чтобы высок, но и низким не обзову — глядит пониже Вепря, но повыше Слава. Волосом темен, при бороде. Пахнет… а собою пахнет. С оружием ловок — длинным ножом, какой охотники уважают, орудует изрядно. Да и за меч ведает, с какого конца браться, — уныло повторила я то, что уже раз сказывала тем же людям про того же мага.
Им же мало всё было, и знай, наседали с пяти сторон:
— Как одет?
— Что за оружие?
— Какие артефакты при нем были?
— Сколько при нем людей?
— Все те же самые, или сменялись?
До тех пор, пока не лопнуло у меня терпение.
— Сядьте уж, поешьте!
Слав было рот открыл новым вопросом, да на взгляд мой напоролся, и умолк. Не в том я была настрое, чтобы с ним лялькаться — особливо, с ним!
Маги и за едой не унялись. А уж когда дошло дело до услышанных мной разговоров — кое-кто и глотать позабыл.
А я… Мне что? Я что вспомнила, то и пересказала.
«— Ну и тварь. Зачем ты ее притащил?
— Если тебе охота от Ковена по лесам всю жизнь прятаться — вперед, а я обойдусь. Когда зачистим Вепря, я отпущу волка. Поворожу чуть-чуть — и всем будет ясно, что это работа снежной стаи.»
И уважительный взгляд наемника…
«— Чего тянем? Взять их в мечи, да и всех делов…
— Рано. Пусть груз найдут. Вепрь упертый, пока не найдет — не отступится. Пять лет, сволочь, не унимался.
— Сил нет здесь больше сидеть…
— Ну пойди, погуляй!»
Они его побаивались, наемники. Вот и тогда — на злую насмешку чароплета здоровенный бородач стушевался и умолк.
А еще…
— Пестун, — и взгляд Колдуна я ощутили щекой. — Наемники звали чароплета Пестун.
И короткий обмен взглядами, итог которому подвел Вепрь:
— Прозвище, скорее всего, не настоящее. На одно задание — по крайней мере, я мага с таким не знаю. А вот он меня, судя по разговорам — знает.
Я неуверенно кивнула на его вопрошающий взор — тогда-то я об подобном и близко не думала, я тогда вообще почитай не думала, а ныне мне и самой так казаться стало.
— Как звали прочих, не помнишь?
Я помолчала, припоминая, а потом досадливо помотала головой, чувствуя, как коса змеищей елозит по спине:
— То уже чудно, что я самое себя помню. Об будущей зиме я б никому не пообещала доброго соседства со стаею. Я от чар его совсем безмысленная сделалась — и боги ведают, как оно в грядущем аукнется.
Может, и зря сказала — вон, как маги лицами посмурнели, даже и Горд, а уж он-то спокоен остался, даже когда узнал, что его извести собрались!
А и промолчать нельзя было — коль об том годе совсем худо сделается со снежными волками, лучше бы, чтоб сыскался кто-то, кто сумеет со стаей совладать.
Вепрь с силой потер ладонями лицо — ровно старался стереть дурные мысли. Иль со сном справиться — дивный ведь прямо сказал, что их ночью сторожевые заклинания перебудили.
— Вам бы поспать… — жалостливо начала было я, и прикусила язык под взглядом Колдуна.
Не грозным вовсе, усталым скорее, но таким, что мне разом отшибло всякое желание с глупой бабской жалостью встревать.
Нет — так нет, что я, я вон лучше до кухни пройдусь, съестного поднесу…
Как я возвернулась, маги уж вовсю гомонили, гадая, что такого мог везти Кунь от дивных, что и через пять лет кровушку ради этого лить готовы без жалости. Моему возращению они возрадовались: