– Круто берет, – ответил бригадир.

– Солнышко ложится, вечер наступил.

Спать пора ложиться, я сходил отлил…

– наяривал рок-бард, сидя на табуретке в косом солнечном луче.

Через заднюю дверь Сергей вышел из чайной. Он стоял на крылечке, жевал травинку и глядел на березовую посадку вдоль поля. Тут из-за угла чайной выдвинулась хорошо известная Белову личность. Это был Ванька Кукуев, брательник Олеси. В руках у Ваньки был изрядного размера дрын.

– Ты чего тут трешься? – спросил Иван, чтобы завязать разговор.

У Белова сразу зачесались кулаки, и он стал придумывать, как бы обиднее Ивану ответить. Тем временем, из-за угла вышло еще двое обормотов и тоже с колами. Одного, щербатого Белов раньше не видел. А другого, мелкого, как пацан, с длинной фамилией Метрущенков, знал очень даже хорошо и помнил, что тот по-подлому дерется.

Задняя дверь чайной открылась и на пороге показалась Олеся Кукуева во всей своей красе.

– Ну, ладно, Олеська, я потом как-нибудь загляну, – сказал Белов бодро и завернул за угол.

За углом возле «буханки» стоял Вовка Отрощенко и оглядывался по сторонам.

– Серый, ты куда пропал? – спросил он Белова.

Сергей забрался в «буханку» к ремонтникам. Прежде чем хлопнуть дверью, оглянулся назад и увидал стоящую возле чайной троицу с дрынами.

Комбайн Игоря Сковороды неожиданно свернул с полосы и, заложив по полю широкую дугу, на крейсерской скорости устремился к Арбузовским кустам. Бригадир испугался, что машина со всего хода вломится в чащу, открыл рот и запихнул в него свой соленый от пота кулак, ободрав костяшки о зубы. Но Игорь резко тормознул возле молодого дубка. Машина качнулась и встала.

Что за чертовщина сегодня творится? думал бригадир, прыгая на «газике» по жнивью. А может, не врал покалеченный дед? Его сердце пропустило удар и в желудке похолодело, словно он проглотил ведерко пломбира. Что там Селивантий бормотал? Вышел из хлебов зверь, и звезды небесные попадали на землю, точно крыжовник… Да, нет, это чухня какая-то…

Возле комбайна Сковороды бригадир остановил машину. Здесь была тень, золотое вечернее солнышко скрылось за деревьями. Через пыльное стекло кабины бригадиру было видно, как Игорь Сковорода сидит, упершись подбородком в «баранку» и смотрит исподлобья на лесополосу. Арбузовские кусты только назывались кустами. Раньше между деревнями стоял глухой лес. Этот лес свели, чтобы было, где сеять хлеб, и теперь от леса осталась узкая полоска деревьев вдоль оврага.

– Эй, Сковорода! – почему-то шепотом позвал его бригадир.

Игорь не шелохнулся.

Может, помер? подумал тогда бригадир и полез в кабину по лесенке. Залез, распахнул дверцу.

– Игоряша, ты, живой?

Сковорода медленно обернулся к бригадиру и, улыбаясь расползшейся на все лицо улыбкой, сказал,

– А это ты, Афанасич? Заходи!

И гостеприимно махнул мягкой рукой. В ту же секунду бригадир почувствовал густой запах первача. На полу поблескивала пустая бутылка. Бригадир не стал забираться в кабину, а оперся рукой о крышу и с отчаянием посмотрел на нескошенное поле.

– Где-то здесь тропинка была, – заговорил Игорь Сковорода спокойным пьяным голосом. – Через кусты и дальше на Савелевскую горку. Я тогда еще мальцом был. Помню, там две старые ели стояли. Помню потеки засохшей смолы на толстых серых стволах. Эти старые ели были, как ворота в сказочный мир… Только не видать чего-то ту тропинку. Заросла, наверное.

– Сходи, поищи, – посоветовал бригадир.

Он говорил сквозь зубы, барабаня пальцами по крыше кабины. Багровые волны гнева захлестывали его сознание.

– И то верно, – обрадовался Игорек.

Он выбрался из кабины и спрыгнул в золотые волны пшеницы. Побрел вброд к кустам. Уже заходя, словно под кровлю, под ветвь векового дуба, наполовину пропав в густой зеленой тени, Игорь обернулся и виновато поглядел на бригадира добрыми пьяными глазами.

– Ты меня извини, Петруша, я тут забухал малек.

Бригадир стиснул рукоять нагана в кармане галифе. Сосчитал до десяти. Багровая муть перед глазами немного рассеялась. Спросил сипло,

– Кто тебе самогонку продал, не скажешь?

– Петруша, я бы сказал, – Игорь Сковорода развел руками. – Да только он просил не говорить. Сказал, ты шибко обидишься.

– А ну, давай, дуй в кусты своего детства! – заорал на него бригадир. – Иди там, с елками обнимайся!

– Не ругайся, Петруша, не надо, – сказал ему ласково Игорь Сковорода и пропал в Арбузовских кустах.

Сергей Белов кемарил в ромашках, на склоне дренажной канавы. Бригадир подошел и не сильно пнул его пыльным кирзовым сапогом в бок. Белов сел, хлопая спросонья глазами.