Пеану было от чего покрыться потом — его драгоценная воспитанница вела себя более чем странно. Это могло означать только одно: Кора что-то задумала. Нечто совсем безумное. А такое не могло не пугать.

— Скажи, ты ведь изучил тот напиток, которым усыпляли Зевса во время мятежа?

Старый врач вздрогнул: девочка же никогда вроде не интересовалась политикой. Что не так.

— Да, мне нужно было придумать антидот, — произнёс он несколько разражено.

Ему явно не нравилось то русло, в которое перетёк их разговор.

Кора смотрела в пол, кусала губы, комкала ткань горчичного хитона.

— Ты мог бы усовершенствовать его?

Богиня Весны вскинула на него глаза — в них полыхало тёмное нехорошее пламя.

— Тебя Лисса[1] покусала? — спросил он с явным волнением.

И впрямь — зрачки расширены, на щеках — лихорадочный румянец, движения рванные и суетливые. Есть от чего запереживать.

— Нет, — она упрямо мотнула головой, — я в порядке, просто очень волнуюсь.

Пеан взял её за руку, подвёл к низкому продолговатому табурету, усадил и навис над ней горой — грузный, с взвихрёнными редкими волосами, будто ореолом окаймлявших лысину.

— Рассказывай, что задумала, — он с силой сжал хрупкое плечо. — Мужа отравить хочешь?

— И его — тоже! — Кора гордо вскинула голову и выдержала яростный взгляд учителя.

— Ты точно обезумила! — вскричал старик и основательно тряхнул тоненькую и изящную, как статуэтка, богиню.

Кора продолжала смотреть на него дерзко и с вызовом.

— Это не безумие, но… ты не поймёшь…

— А уж постарайся, дитя моё, сказать так, чтобы я понял! Ну же! — он тряхнул её ещё раз. Голова Коры мотнулась, красивые тёмно-розовые губы расплылись в злой инфернальной улыбке. Неожиданно юная богиня выпрямилась, повела плечами, сбрасывая с них руки старца, и Пеана откинуло к противоположной стене. Стукнувшись о которую, он сполз на пол.

Теперь уже Кора — нет, Персефона-разрушительница — нависала над ним, а за спиной её змеились шипастые лозы. Тёмная лапа с длинными когтями — назвать это ладонью не поворачивался язык — схватила за горло.

— Ты сделаешь мне этот напиток, понял. И никому не скажешь, что я была здесь.

— Да, Владычица, как прикажешь, — прохрипел бог-врачеватель, пытаясь ослабить захват и набрать в лёгкие побольше воздуха.

Кора-Персефона отпустила его и ехидно ухмыльнулась, обнажая острые зубки.

— Значит, узнал.

— Да-да, Владычица, — послушно закивал он, — как не узнать великую богиню.

— Говори, кто приказал мне запечатать?

— Зевс, — дрожа, проговорил Пеан.

— Зачем?

— Ты была единственной, кого не могли укротить. Персефона-разрушительница, Владычица Подземного царства. К тебе даже подойти боялись. А Зевсу нужен был свой подземный. Желательно, член семьи. Желательно, брат.

— Как им удалось поймать меня? — пророкотала богиня. В существе, которое сейчас склонялось над врачевателем, и следа не было от прежней — нежной — Коры. А он — не великий бог, чтобы противостоять настоящему чудовищу.

Нет ничего дурного в том, что его голос дрожал, когда он задал вопрос, вместо того, чтобы ответить ей:

— Ты ничего не помнишь, Владычица?

— О чём ты? — её резкие черты заострились ещё больше.

— О том, как покоряли тебя.

— Нет, после того, как запечатали, я надолго потеряла память. Надо же, засунуть великую богиню в тело ребёнка!

— Деметра была рада, что обрела дочь.

— Я ей не дочь, я старше её на тысячу лет! — яростно проговорила Персефона.

— Так и есть, но ты переродилась в Коре.

— Вот значит что — перерождение.