– Эту дохлятину вышвырнуть, мне воды руки помыть.
– Боюсь оборачиваться, потому что понимаю, что увижу испуганные глаза и явное желание исчезнуть и никогда меня не видеть на лице.

Медленно поворачиваюсь... Сидит на самом краешке стула, вся, как натянутая струна. Глаза мерцают, отливают хищной зеленью. Как кошка перед броском в драку. Тонкие ноздри дрожат, выдавая кипящий в крови азарт. Да неужели! Мягко делаю шаг обратно к столу, стараюсь запомнить её такой, не спугнуть. А она оказывается совсем не тихоня!

– Хочешь пнуть ублюдка пару раз?
– щедро предлагаю ей.

– Нет. Бессознательное тело пинать, это позорно.
– Отвечает совсем не так, как я мог бы предполагать.

– В следующий раз, остановлюсь на моменте, когда тело ещё трепыхается, обещаю.
– Цепляюсь за разговор и любуюсь проступающей несмелой улыбкой.

– Можно чистые салфетки и лёд, пожалуйста.
– Очень вежливо говорит она официанту.

Тот только согласно кивает и испаряется, чтобы притащить запрошенное. Не понял, ей зачем? Но официант оборачивается за пару минут, буквально пока я снял испачканный пиджак и мыл руки.

– Руку можно?
– смотрит на меня и ждёт. Протянул ту, которой мутузил урода. Она приложила завёрнутый в салфетку лёд к костяшкам, придерживая мою руку снизу, чтобы не была на весу.
– Нужно подольше подержать, чтобы припухлости не было.

– Обязательно. И печень поесть, чтобы кровь быстрее восстанавливалась, да?
– а сам взгляда от неё не отвожу.

– Здесь же не умеют её готовить. Зачем брать?
– приподнимает бровь она.

– А дома мне не готовят.
– Намекнул на её бойкот кухни.

– Зато не обвиняют, что я на основании допуска на кухню, решила что я владычица морская и золотая рыбка у меня на посылках.
– Съязвила, глядя на меня Кира.

Рука с холодным компрессом лежит на столе. Возомнившее о себе тело вынесли и даже незаметно навели порядок. Смотрю на неё и еле улыбку сдерживаю. То есть эта хитрюга вывернула так, что выходит не она обиделась и меня пустым столом наказывает, а это чуть ли не я запретил, чтобы не зазнавалась. Да уж, это так уметь надо!

Я хотел было спросить её о календаре, но сегодня одни приключения в программе. Над моей головой гудел непонятно как и откуда залетевший шершень, вроде осень на дворе, поздно для всей этой братии. Аллергии у меня нет, но приятного всё равно будет мало.

Охрана растерялась, официант побледнел. А вот Кира полезла в сумку. Достала из неё леденец, которые постоянно брала и, немного подержав его во рту, выложила на открытую ладонь. Руку она протянула почти к моему лицу, и только тогда я понял, что она собирается сделать. Шершень естественно очень быстро спикировал на конфету, и Кира отправила его вместе с конфетой в окно, услужливо и расторопно открытое официантом.

– А если бы укусил, пока несла? У тебя же аллергия?
– тут же спросил эту победительницу.

– У меня аллергия только на лекарство. А на пчелиный яд нет. Вот у бабушки была. Поэтому я с детства знаю, как сделать, чтобы никто никого не кусал.
– Ей идёт улыбка, я и сам на неё залипаю, как тот шершень на конфету.

Схватить бы её сейчас, утянуть к себе на колени и самому покусать её всю. Чтоб каждый видел, что моя, что не свободна, мои метки. Но холодной водой воспоминание о сжавшемся каменном теле у меня на руках в тот вечер. Я прикрыл глаза, чтобы она не увидела моего взгляда. Потому что почувствовал, как дикая ярость окатывает изнутри. Желание найти и разорвать на куски любого, кто посмел обидеть. Пора в этом поставить точку. Встал изо стола и, взяв её за руку, повёл за собой.

– Езжайте домой.
– Осадил охрану, дернувшуюся было следом.

Усадил её на сиденье, сам сел за руль. Меньше часа езды и мы почти за городом. Парк, заложенный в честь какой-то годовщины чего-то, давно превратился в кусок дикого леса на окраине города. С небольшого склона было видно широко разлившуюся реку, и ивы, склонившиеся до самой воды. Внимательно смотрел на девочку. Поймёт или нет, что не в простое место привёз.

Осматривается. Внимательно, настороженно. Подошла к дубу, что стоял чуть в стороне и с таким стволом, что за ним даже я мог бы спокойно спрятаться. А она ведёт тонкими пальчиками по шершавой коре, улыбается, что-то разглядывает. Вот взгляд замер. Рассматривает, взгляд на меня, снова на дерево. Я знаю, что она там нашла. Старые, глубоко вырезанные буквы "С" и "А". Перед тем, как из дома сбежать в шестнадцать вырезал. Чтобы если не выживу и не вернусь, вот такая памятная надпись была.

– Здесь я последний раз был с отцом. Он планировал выкупить землю на той стороне реки. И отсюда показывал будущие владения.
– Объяснил значимость этого места я.
– Через несколько дней его не стало.

– А место красивое, светлое.
– Задумчиво произнесла она, усаживаясь на выпирающий корень дерева.
– Для тебя это место памяти. А я здесь зачем?

– Поговорить.
– Сажусь рядом, опираюсь локтем на согнутую ногу.
– Что тогда произошло? Почему не нашли и не наказали?