Шрифт:
Мюскаде с опозданием вызывает у меня урчание в животе. Сегодня оно оказалось недостаточно сухим. Я с грустью массирую пузо. Телефон заливается снова. На этот раз звонил молочник, желающий узнать, сколько порций йогурта должен доставить к полудню. Я ему говорю притаранить двенадцать тысяч и, поскольку он выражает сильное удивление, объясняю, что у «нас» сегодня банкет вегетарианцев.
Расстаюсь с ним нажатием пальца на рычаг телефона и за время новой паузы успеваю выкурить три сигареты. Шкаф, где я пребываю, прокурен, как Дворец спорта в день матча по боксу.
Я не свожу глаз с куска эбонита, периодически доносящего до меня тусклый голос Пинюша. О господи, неужели ничего не произойдет! Весь этот тщательно подготовленный спектакль ничего не даст! Я начинаю беситься.
Ларут будет считать меня лопухом. На этот раз я точно окажусь по уши в зловонной субстанции, выставленный на всеобщее посмешище.
Звонок!
Пинюш откашливается в трубку.
– У меня спазмы в желудке! – объясняет он. Я жду продолжения, надеясь услышать нечто более важное.
Он продолжает:
– По-прежнему ничего особенного не замечаю. Сейчас уже начало одиннадцатого и... Молчание.
– Эй, ну что там?
– Вот и Маргарита...
– Ты уверен?
– Ну а как же! На ней твидовый костюм... Какая она хорошенькая! Знаешь, Сан-Антонио, будь я лет на двадцать помоложе...
– Это ничего бы не изменило, недоразвитый ты мой! При твоей роже тебе надо было бы иметь карманы, набитые бумажками по десять «штук», чтобы понравиться ей!
– Знаешь, ты говоришь очень обидные вещи...
– Не обращай внимания! Что она делает?
– Подходит к окошку...
– Там кто-то есть?
– В окошке? Толстая брюнетка с усами!
– Что делает малышка?
– Показывает свое удостоверение личности...
– На горизонте кто есть?
– Абсолютно никого, если не считать почтальоншу, рассказывающую телефонистке, что в прошлое воскресенье ездила к брату в Арпажон...
– Что происходит?
– Усатая в окошке смотрит в коробке...
– Дальше?
– Берет письмо и протягивает его Маргарите.
– Поблизости по-прежнему никого?
– Да.
Дело накрылось. Теперь это уже точно. Такой преступник, как тот, кого мы ищем, не станет часами торчать у окошка почтового отделения, следя за входящими и выходящими.
Пино замолчал.
– Ну что ты там! – ору я. – Рассказывай!
– Я тебе что, спортивный комментатор? Чего рассказывать? Маргарита кладет письмо в сумочку... не открыв его.
– И уходит?
– Да... Ой, нет, погоди!
Мое сердце начинает вдруг бешено колотиться.
– Что? – рявкаю я.
– Эта, в окошке, зовет ее!
– Зачем?
– Погоди, мне плохо видно... Ага, она дает ей второе письмо...
Я обалдел. Я ждал чего угодно, только не этого... Второе письмо!
– А теперь?
– Маргарита его берет... Смотрит на него... Она выглядит удивленной...
– Еще бы... Она уходит?
– Нет...
– Тогда что она делает?
– Подходит к пюпитру рядом со стеклом. Она явно хочет прочитать это самое письмо.
Я вам рассказывал о сигналах тревоги, начинающих иногда звучать в моей черепушке? Так вот, один из них вдруг начинает трезвонить.
– Пино!
– Я слушаю...
– Беги к ней! Она не должна открывать это письмо, слышишь? Не должна!
– Понял и...
Он не договаривает фразу... Я слышу в наушнике жуткий грохот. Тот же шум доходит до меня напрямую, через улицу...
Наступает секунда ужасного молчания, потом раздаются крики.
Я выскакиваю из кабины и мчусь через забегаловку. Патрон, прислуга и посетители толпятся в дверях и глазеют на здание почтового отделения, откуда выбегают люди.
Оконные стекла разлетелись на мелкие кусочки... На улице царит неописуемая паника!
Я расталкиваю зевак, бегу навстречу толпе удирающих и врываюсь в помещение почты.
Моим глазам предстает печальное зрелище, как выражаются в романах, награждаемых Французской Академией.
На полу лежит жутко изувеченное тело Маргариты. Пино, со свисающими усами и глазами в форме запятых, стоит в двух метрах от нее и смотрит во все глаза...
Медленно подхожу к трупу.
Бедная девушка лежит на спине. Посреди ее груди огромная кровавая дыра, а низ лица больше не существует. Я никогда еще не видел такую отвратительную смерть. С трудом сдерживаю желание завыть. Мои мозги начинают качаться.