Шрифт:
Он помнит безразличие во взоре Акселя, но тут нечто совершенно иное. Серое и какое-то… нечеловеческое.
– Что же ты такой дотошный? – звучит голос, отдающий сипом и на тон ниже, чем тот, каким Фея говорила ранее.
Первый нахмурился и с напряжением посмотрел на ту, кто ранее назвалась его другом.
Стоя напротив неё посреди длинного, и, как сейчас стало заметно, слабо освещённого пустынного коридора, он чётко осознал, что тёплых слов и нежных объятий больше не будет.
Глава 2. Хрупкая реальность
Порывистый хриплый вдох больно режет горло, заставляя немедленно пробудиться от безумного кошмара.
Она резко поднимается в сидячее положение и тут же упирается ладонью в мягкую постель, чтобы не рухнуть назад.
Голова, всё ещё замутнённая отголосками прерванного сна, кажется плотной и тяжёлой, словно каменная глыба. Широко выпученные заспанные глаза уставились в пустое пространство тёмной комнаты, не в состоянии разглядеть даже края кровати.
На секунду показалось, что воздуха вокруг нет. Она будто тонет в бесконечной тьме, поглощённая силой, которой не в состоянии сопротивляться. И всё, что ей остаётся – судорожно захлебнуться в густой чёрной жиже, погружаясь всё глубже – туда, где её холодный посиневший труп уже никто и никогда не отыщет.
Но вот, благодаря частым жадным вдохам, драгоценный кислород всё-таки проносится по пересохшей глотке и достигает лёгких. Не самые приятные ощущения, однако именно они помогают ей прийти в себя и потихоньку успокоиться.
Смахнув холодными пальцами капельки пота со лба, она обводит тёмное пространство затравленным взглядом и постепенно признаёт знакомую обстановку выделенной ей комнаты.
За спокойствием приходит расслабленность и постыдное желание расплакаться. Согнув голые ноги и прижав их к груди, она уткнулась лицом в колени. Затем подтянула чуть выше ворот своей полурасстёгнутой белой рубашки, пряча в нём шею и подбородок.
Как здорово было бы просто забыть о дурном сне, и чтобы это стало ответом на все вопросы, давящие на её разум непосильным грузом!
Увы, она слишком глубоко погрязла в этой истории, и теперь решение уже не придёт по велению одной лишь мысли. Придётся долго и упорно разгребать этот бардак, пока не воцарится полный порядок и понимание.
– Обожаю понимание… – приглушённо бубнит Афина, поднимая над коленями верхнюю половину лица.
Она с недовольством уставилась в стену, ощущая мелкую режущую боль в покрасневших от недосыпа глазах. Ситуацию не спасает даже максимально приглушённый мягкий свет поточной лампы. Сейчас он лишь раздражает.
Что ж, нужно приходить в себя. Для этого стоит начать с малых, но очевидных истин:
Во-первых, никакого трижды неладного Умника вчера не было, это лишь дурной сон, от которого она очухалась уже пятый или седьмой раз за ночь;
Во-вторых, никакая она не Фея и никогда ею не была;
В-третьих, она по-прежнему Афина – единственная, неповторимая и немножко невыспавшаяся;
В-четвёртых, невыспавшаяся, всё-таки, не немножко;
В-пятых, Аксель вчера не закончил свой рассказ, поэтому все текущие выводы бессмысленны и вообще не выводы, а лишь догадки.
Резюмируя вышесказанное – хоть Афина и большая умница, разложившая всё по полочкам, но вставать и приводить себя в порядок всё равно придётся.
И делать это нужно сейчас. Время к утру, а она только что очнулась от очередной попытки погрузиться в кошмар, где её насильно отправляют назад в голову к Первому.
Дикари! И плевать, что они делают это только в её воспалённом воображении.
Утомлённо постанывая, девушка придвинулась к краю кровати и плавно опустила ноги на пол. Прикоснувшись ступнями к холодной гладкой поверхности, она недовольно поёжилась и вздохнула.
«Как же всё неудобно!»
– Свет, – тихо произносит Афина, и мягкое приглушённое освещение комнатки плавно становится более ярким.
Увы, это не спасает её от болезненного зажмуривания глаз и выражения лица, словно укусила лимон. Левая половина белой рубашки сползла, оголяя изящное гладкое плечо. Впрочем, покосившись на данную часть своего тела, она в первую очередь заметила чёрную бретельку.
Несмотря на любовь спать обнажённой, вчера Афина так вымоталась, что не нашла сил даже на то, чтобы до конца раздеться. Это же, к слову, касается и гадкого чувства стянутости на лице из-за так и не смытого макияжа.