— То есть это тайна?

— Нет… да… Давай не говорить об этом. Я расскажу попозже, правда. Когда пойму, как и что сказать. Там нет ничего особенного, просто всё слишком быстро Ян. Ты будто разом занял всю территорию, на которую я рассчитываю по жизни. Может это и нормально, я не знаю, но я не готова… Понемногу, очень прошу. Постепенно давай, а? Придёт время и будет всё, абсолютная откровенность, но не сразу. Хорошо?

— Хорошо.

— Что с Кирой? Костя говорит…

— Я им сказал, что они могут жить в квартире, но я туда не вернусь. Когда будет нужно продам её, но заранее им скажу.

— И как они?

— Не знаю, ну… блин, — он взъерошил волосы. — Как они могут быть? Я ничего и никогда не обещал и не собирался. Единственная кому я что-то обещаю — ты, понимаешь?

— Понимаю.

— Вот и всё, — его улыбка так трогала, но так пугали слова.

Единственная. Ты — единственная.

Оф!.. Оф..

Это не просто случайная влюблённость. Не случайный роман. Он меня и правда любит, а значит придётся всё рассказывать, во всём сознаваться. И сейчас мне показалось, что есть вещи которых он не поймёт. А времени собраться с мыслями… уже нет. У меня всё было расписано по минутам. Неделя — подумать. Неделя — посоветоваться. День — рассказать Косте. Приехать — признаться.

Теперь всё стало очень сложно.

Теперь я, возможно, не найду правильных слов.

Глава 28. Ян

Сафо, как сильный и страшный наркотик, проникла под мою кожу и разъела вены. И каждое утро, что она выходила из своей комнаты и ждала меня, стоя на лестничной площадке, я понимал, что почти умер.

Она смотрела на меня своими серыми дождливыми глазами, трогательно пропускала меня через себя, ловила каждый взгляд и вздох, будто не могла себя побороть, роняла глупости, случайные фразы и будто хотела рассказать что-то но не могла. Мне казалось, вот-вот грянет гром. Он грянул, но чуть позже. Чуть больнее и страшнее, чем я мог себе представить.

Мне стало казаться, что я уничтожаю Сафо своим присутствием. Мне казалось, что я должен уезжать, что я всё испортил, но как умирающий уже наркоман, лежал на койке хосписа и просил ещё героина.

Не мог себе представить, что уеду от неё. Каждый вечер говорил, что всё. Утром еду в аэропорт. Каждое утро просил у самого себя ещё один день. Как только видел Сафо и её улыбку — сразу просил.

Если бы только знать… было бы всё иначе. Ни потускневших глаз, ни бесконечных слёз. Так, кажется, пели Кити Щербацкая и Анна Каренина? Правы они были. А я не прав.

В тот день Сафо была уже на грани, она дёргалась и говорила ерунду.

 — Пойдём во дворец? Нет… там скучно. Не знаю. Куда хочешь?

И замолкала. У неё будто закончились силы терпеть что-то тяжелое и вязкое, в чём она, как лягушка, тонула. Я видел её насквозь, но не решался спросить, страдая самообманом.

Мы пошли во дворец, но Сафо там не понравилось. Мы пошли обедать, но это её тоже не устроило. Мы пошли кататься на пароме, и Сафо спросила, не хочу ли я поехать в другой город. Свалить из этого места.

Не захотел.

Если бы только знать… было бы всё иначе. Ни потускневших глаз, ни бесконечных слёз.

Да-да, девчонки. Всё правильно вы говорили.

 — Сафо? — я набрался храбрости, когда мы с ней сидели в кафе наверху Галатской Башни. Кормили там ужасно, латте не подавали, хоть он и имелся в меню. Мы пили чай и ели жутчайший лимонный чизкейк. И я увидел слезу на щеке Сафо, от чего тошнотный ужас поднялся к горлу.

Тремором сводило пальцы, это нервное состояние, знаете?

Не перед важным шагом, нет. Оно возникает перед предчувствием беды. Перед походом к директору школы, перед тем, как мама вернётся с собрания. Я даже не помню, когда чувствовал что-то такое во взрослой жизни. Так всё просто и смешно у меня было до этого чёртова дня, до этого кафе наверху Галатской Башни, до плачущей Сафо. Во второй раз плачущей и трогающей меня.

В первый раз, когда она вот такая свалилась на мою голову я обрёл что-то огромное и важное, самое важное. Во второй раз мне показалось, что у меня это отберут.

Подошёл к ней и встал на колени, рядом. Она сама подалась вперёд и прижалась ко мне губами. Они были сладкие от чая и чизкейка, пахли лимоном. Сафо прижалась к моему лбу своим, уткнулась носом в мою щёку и тяжело всхлипнула. Она будто хотела спрятаться.

 — Что? — спросил я, неопределённо.

 — Спрячь меня, милый, — шепнула она, подтверждая мою глупую догадку.

Я её обнял, нагло и прилюдно. Она забилась, свернулась в моих руках, спрятала лицо в моей футболке и глубоко задышала.