Администратор же пытался, очевидно, вызвать полицию, но один из мужчин пресёк попытку.

— Трубку положи, — нажал он на неё пистолетом. — Нас тут не было. Кровь уберёте. Тела увезем. Понял?

— Понял, — ответил побелевший работник ресторана.

— Вот она.

Мы остановились. Я перевела взгляд на мужчину впереди себя. На меня смотрел Самир.

— Здравствуй, Ясмин, — сказал он. — Я за тобой.

Я ничего не ответила. Сил не было больше терпеть боль в груди. Я могла лишь кое-как стоять, потому что меня продолжали удерживать на ногах, и смотреть. Снова перевела взгляд в сторону Горского. Он был в сознании, но сильно ранен. Я не была уверена, что он доживёт хотя бы до приезда "скорой”. Тёмные глаза, затуманенные болью, смотрели на меня.

— Поехали? — спросил Самир.

— Куда? — тупо спросила я, чувствуя, как уплывает сознание. — Что с Андреем?

— Домой, — ответил он. — Или ты предпочитаешь остаться с этим ублюдком, который тебя выкрал? Ему всё равно долго не протянуть.

Я снова встретилась с тёмными глазами Гора. Он ещё несколько секунд смотрел на меня, а потом взгляд его потух, и он потерял сознание. Мысль, что я видела последние секунды жизни теперь уже моего мужа, причинила настолько сильную боль, что я просто не могла уже выносить это. Болело сердце и очень сильно живот. Прямо резало.

— А-а-ай… — простонала я.

— Она заваливается.

— Давай ее сюда.

Кто-то взял меня на руки и понёс.

— Больно…

Свет потух.

Голова болит жутко. А сердце больше не болит. Тепло, сухо, мягко. Я, кажется, лежу. Пошевелила рукой и ощутила ткань постельного белья. Глаза хочется открыть, но веки слишком тяжелые. С большим трудом заставила себя разомкнуть их. Взгляд долго плыл, а потом сфокусировался на кафеле напротив. Больничном кафеле. Осторожно повернула гудящую голову из стороны в сторону — так и есть, я в больничной палате.

Во рту было ужасно сухо. Но как позвать на помощь, я не знала. Однако, это не понадобилось. Едва я очнулась, ко мне подошла медсестра, потому что приборы, которые были подсоединены ко мне, стали пищать и выдавать иные значения.

— Добрый день, — сказала она, немного склонившись надо мной.

— Здра… здравствуйте, — с трудом разлепила я губы. — Пить.

Сестра принесла мне поилку и осторожно напоила меня из неё, аккуратно приподняв меня при помощи специального механизма в кровати. Потом снова вернула в лежачее положение.

— Как вы себя чувствуете?

— Голова болит.

— Это после капельниц.

— Что со мной?

— Вы не помните? Вы потеряли сознание.

Замолчала. После того как слышала стрельбу, всё смазалось. Кажется, у меня болело сердце. И живот. Господи, у меня болел живот!

— Что с ребёнком? — села я резко, чуть не выдернув катетер из руки.

— Куда так резко? — отругала меня сестра и заставила лечь обратно, надавив мне на плечи. — С ребёнком всё нормально. Мы сохранили его. Успокойтесь.

Я выдохнула. Страх за малыша отступил, дышать стало легче. Сохранили. Малыш жив. Какая радость… Хоть одна хорошая новость!

— А сердце? Я из-за него сознание потеряла? — спросила я.

— Да, — кивнула женщина, а потом мягко улыбнулась. — Сердце ваше мы полечим. Не переживайте. Раз очнулись — значит, уже всё хорошо.

Всё хорошо. Отчего-то мне так вовсе не казалось.

— А как я сюда попала? — снова посмотрела я в лицо медсестры.

— Мужчина привёз вас, высокий такой, видный. Сказал, что муж.

Муж… Перед глазами появилось видение раненого Горского, который в последний раз взглянул на меня и отключился. Тело снова похолодело. Но спрашивать о нем медсестру бессмысленно. Это Самир меня сюда привез, и у него нужно спрашивать, что всё это означает. Мысль, что Горский мёртв, я принимать отказывалась. Пока не увижу заключение о смерти — не поверю. Но надо теперь дождаться Самира. Наверное, он придёт сюда, ко мне.

— Вам надо больше отдыхать. Вы ещё слишком слабы, — обратилась ко мне сестра. — И не нервничать — иначе у нас не получится ребёнка сохранять и дальше. Скоро придёт врач и всё вам подробно расскажет.

Я кивнула, закусив нижнюю губу. Как я могу быть спокойна после всего, что произошло? Я ничего не понимаю. Я не понимаю, мёртв мой муж или нет, не понимаю, что я ощущаю по этому поводу. Знаю лишь одно — я не испытываю радости.

После ухода сестры приходила врач. Она подробно рассказала о моём состоянии, успокоила, что все самое страшное позади, но себя необходимо беречь. Вечером меня перевели из ПИТа в обычную палату, и теперь можно было меня навестить. Тем же вечером приехал Самир. Я резко села на кровати, едва увидев его на пороге одиночной и явно платной палаты.