Догнать гондона удалось довольно быстро. Я даже мысленно рассмеялся, когда ощутил ту легкость, с которой без труда сократил расстояние между нами. У меня имелось предположение, кто именно мог сидеть за рулем джипа, но пока я не был уверен в правдивости своих измышлений.

Бывший преследователь вильнул влево, я — последовал за ним. Достать гниду стало целью номер один. Он прибавил газу, я сделал то же самое, и мы буквально «полетели» по трассе.

Как произошло то, что случилось следом, понять я так и не успел. Джип вдруг смело с дороги и он улетел в кювет. Я лишь бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида и увидел, как на его смятом капоте начинают танцевать язычки пламени.

А после последовал за ним, потому что мне пришлось резко свернуть с трассы из-за выехавшего на встречную полосу авто. Последнее, что помнил — как приложился грудью о руль, а следом наступила темнота.

— … да нет… Пьер, не нужно…

Чьи-то прохладные руки на моем лице пытались вернуть меня к жизни. По крайней мере, прикосновения я интерпретировал именно так. Хотелось потянуться следом за ними, по-идиотски замычать от удовольствия. И голос Марины. Он ведь мне вовсе не придумался. Хоть мне и хотелось выругаться на имя Пеьра, прозвучавшее из ее уст.

Я приоткрыл глаза, но тут же вновь смежил веки, когда яркий свет оказался слишком ослепляющим.

— Камиль? — тихо позвала Марина.

Сделав над собой усилие, вновь открыл глаза. Девочка поспешно распрощалась с собеседником и отложила мобильник.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Лучше всех на свете, — соврал в ответ и попытался приподняться на постели.

Грудину прострелило вспышкой адовой боли.

— Лежи! — приказала Марина и я расплылся в совершенно дурацкой улыбке.

Нет, конечно, я совсем не ждал того, что все наши проблемы решатся здесь и сейчас. Но видеть, что девочка совсем ко мне неравнодушна, было особенно важно и нужно.

— И перестань уже улыбаться. Ты сильно пострадал.

Я это знал и так. Подобные аварии не заканчиваются парой ушибов. Впрочем, думать сейчас об этом мне совершенно не хотелось.

— Тот, кто был за рулем второй машины… — начал я, и Марина тут же откликнулась:

— Ежов… он погиб, — сухо констатировала она.

Я мысленно выругался. Несмотря на то, что именно для Марины Дима был братом, они не были близкими людьми. В отличие от того, кем до определённого момента являлся для меня Ежов.

Осознание, что его больше нет, оказалось довольно болезненным.

— А как ты? — перевел я взгляд на Марину.

Она тут же скрестила руки на груди.

— В полной норме.

Поджав губы, отвернулась. И хоть не бежала от меня, как от огня, я видел — ей очень непросто дается нахождение рядом. Это было весьма объяснимым.

— Может, поговорим? — спросил я, и вновь сделал попытку привстать.

Марина хотела что-то сказать (наверняка вновь отругать меня), но в этот момент в палату зашел врач.

— Я пойду, — сказала девочка, и прежде, чем доктор принялся бы за свои манипуляции и расспросы, я уточнил:

— Ты ведь вернешься?

И услышал то, чего так желал. Марина притворно нахмурилась, сделала вид, что раздумывает, после чего ответила:

— Вернусь.

— Марина?

Женщина, давшая мне жизнь, выглядела удивленной, когда увидела меня на пороге своего дома. Я и сама была поражена своим поступком не меньше — мне ведь совершенно нечего было здесь делать. Я была чужой — этому дому и даже этой женщине. Чужой не по крови, но по образу жизни, который мы вели — каждая по отдельности.

И все же… что-то заставило меня прийти сюда. Прийти, чтобы предложить самое банальное, что только могла — свою помощь. Плечо, на которое можно опереться.

Возможно, ей это было совсем не нужно. Но это было нужно мне. Не отворачиваться от людей в беде — это то, чему меня научила моя мама. А еще — Пьер, который своим небезразличием показал, что иногда нужно протянуть первым руку тому, кто об этом никогда не попросит, предпочтя гордо тонуть.

Доброта, которую проявляли ко мне, сейчас не позволила мне остаться в стороне от горя Елизаветы Ежовой. И неважно, кем был ее сын и что он уже сделал и хотел сделать еще. Он все равно оставался ее сыном.