Шрифт:
— Ты прости за то, что сделал мой сын. Он очень… похож на своего отца. И как бы ни было мне больно говорить это, но он понесет справедливое наказание за свои поступки. Он сейчас здесь лишь благодаря внесенному залогу, но скоро будет еще один суд и…
Она не договорила. Мне же не хотелось продолжать эту тему дальше. Ежов ненавидел меня и я, наверно, никогда не пойму, за что. Он разломал, растоптал мою жизнь и все же… он же и сделал меня сильнее.
И уж точно не он был виноват в том, что Камиль недостаточно меня любил для того, чтобы верить.
— Мне пора, — произнесла я, разворачиваясь, чтобы уйти.
— Мы еще увидимся? — раздался позади умоляющий голос.
— Я не знаю. Я прощаю вас, если вам станет от этого легче. Но что будет дальше… я не знаю.
Когда по-осеннему стылый ветер ударил мне в лицо, едва я вышла из дома наружу, я с удивлением поняла, что ответы на свои вопросы я получила, а вот долгожданный покой — нет. И, похоже, причина этого крылась уже не в давних тайнах моей семьи.
— Мам, я дома! — крикнула я привычно, открыв дверь старой квартиры спустя примерно полчаса.
И ошарашенно замерла, когда увидела за спиной вышедшей мне навстречу мамы Артема Винского собственной персоной.
— А у нас тут вот… гости, — пробормотала мама растерянно. — Говорит, жених твой…
Артем беззаботно улыбнулся во все свои тридцать два, я же обреченно закатила глаза и простонала:
— Вот только тебя еще тут и не хватало!
Часть 41. Камиль
Я с успехом отыскал Марину довольно быстро. Но то, что увидел, мне категорически не понравилось. Возле нее вновь увивался этот хренов Артем, которого хотелось придушить собственными руками как-нибудь особенно изощренно.
Впрочем, наличие рядом молокососа навело меня на определенные мысли. Может, так и должно быть? Может, просто наступил закономерный итог наших с девочкой отношений, когда я сделал все, чтобы обосраться перед ней по полной, а она выбрала не старого хрыча, вроде меня, а вполне себе подходящую компанию?
Тут же внутренний голос отозвался: «Нет, Исаев. Ты лжешь сам себе. Ты хочешь Марину в свою жизнь и уверен, что она желает того же. Иначе бы не сидел сейчас в затонированной тачке и не наблюдал за девчонкой, сжимая руль побелевшими пальцами».
Докатился, мать его… Уже казалось, что мне взаправду отвечает некто, чей голос я словно бы слышу внутри себя.
И даже если бы я не находился на высшей стадии психоза (а иначе свое состояние назвать не мог), все равно собирался вымолить прощение у Марины. На коленях, между ее ног, сверху, снизу, сзади… Как угодно. Хотел задарить подарками, заверить в том, что я буду верить теперь лишь ей. Только бы самой Марине это было нужно.
Потеряв терпение в тот момент, когда Артем протянул руку и коснулся лица Марины, якобы убирая локон от ее лица, я вышел из машины и направился к скамейке, на которой и расположилась парочка. Они выбрали местом прогулки небольшой парк неподалеку от дома Марины. И я лишь чудом заметил их, когда нес неизменную вахту.
Скажи мне, Камилю Исаеву, хоть кто-то, что я докачусь до подобного — не поверил бы и рассмеялся тому в лицо. Но, кажется, даже я сам не знал глубины своего падения. Или возвышения, смотря как относиться к тому, в чем я увяз по самое «не хочу».
— Мы уходим, — без приветствия сообщил я Марине, материализуясь возле них со щенком словно из ниоткуда.
Для большей доходчивости взял девочку за руку и потащил. Она сделала пару машинальных шагов, после чего попыталась вырваться.
— Папочка забирает доченьку домой, — произнес я издевательским тоном, глядя на Артема.
Тот сначала дернулся в нашу сторону, но очень быстро передумал. Видимо, по моему лицу ему было многое понятно.
— Отпусти, — прошипела Марина, но я и не думал выполнять ее требование.
Девочка упиралась, а я — тащил ее в сторону припаркованного автомобиля, в который и усадил минутой позже. Пока Марина пыталась судорожно отыскать кнопку разблокирования дверей, быстро обошел машину и устроился на водительском сидении.
— Как же я тебя ненавижу, Исаев! — процедила девочка, стоило только мне вырулить на трассу.
— Начало мне нравится, продолжай, — кивнул я, на все сто готовый к тому, что Марина может в любую секунду наброситься на меня и попытаться выцарапать глаза.
Впрочем, она если и пылала праведным гневом, кажется, совершенно не собиралась заниматься членовредительством. Сначала опалила меня таким взглядом, от которого бы изжарились и черти в аду, затем отвернулась и принялась смотреть в окно.