– Я понимаю это умом, но не сердцем, — вздохнул я.

– Не надо раскисать, рекрут. Соберись! От твоих показаний зависит твоё же будущее. Мы все стоим за тебя горой. Итак, я тебя слушаю…

Я стал говорить. Подполковник внимательно выслушал, не перебивая, и, после короткой паузы, во время которой он размышлял, сказал:

– Как первая версия сойдёт, но ты явно чего-то не договариваешь…

– Господин подполковник, я говорил как на духу.

– Ну-ну, — ухмыльнулся он. — Ладно, мне плевать, о чём ты темнишь — после того, что ты сделал, я готов закрыть глаза на любые проступки. Лично мне сдаётся, что ты наплёл мне с три короба. Как мне кажется: тебя сюда не привезли, ты сам сюда приехал, чтобы отомстить за товарищей.

Видя мою не особо убедительную попытку оправдаться, дескать, что всё происходило ровным счётом так, как я описал, подполковник махнул рукой:

– Лучше тебе помолчать, Ланской! Опытный опер расколет тебя в два счёта. В твоей версии куча логических дыр и несостыковок, они видны даже невооружённым глазом. Я же ведь прав — ты приехал сюда ради мести? — пристально посмотрел на меня юрист.

Я удручённо кивнул.

– Молодец! — внезапно похвалил подполковник. — Это было глупо, но… правильно! Ты действовал как настоящий солдат спецбатальона.

– Я ещё только рекрут… — запротестовал я, но собеседник снова меня прервал.

– На х… эти формальности, сынок! Ещё раз скажу: ты достоин чести служить в батальоне! И я не позволю штатским пиджакам сломать тебе жизнь. Я, конечно, переговорю с кем нужно, но нужно сделать всё так, чтобы в деле комар носу не подточил. Так что давай вместе пройдёмся по слабым местам в твоих показаниях, покумекаем, что в них изменить. Это в твоих и моих интересах. Договорились?

– Так точно! — воспрянул духом я.

Иметь в союзниках такую фигуру — просто подарок судьбы.

Подполковник не хуже адвоката помог отшлифовать мою версию.

– Сразу говорю: идеала нам не добиться, но главное, чтобы всё выглядело более-менее правдоподобно.

– А что если экспертиза до чего-нибудь докопается? — осторожно спросил я.

– В экспертизе тоже работают люди, и эти люди не захотят со мной ссориться, — заверил подполковник. — Если факты не будут совпадать с твоими показаниями, тем хуже для этих фактов. Они просто исчезнут из материалов дела.

Он нахмурился:

– Сразу хочу предупредить: при других обстоятельствах ты бы у меня в тюрьме сгнил. Более того, никакого карт-бланша на будущее у тебя не будет. Вляпаешься по новой — будешь сидеть! Мы друг друга поняли?

– Поняли, — вздохнул я.

То ли подполковник дёрнул за нужные ниточки, то ли те, кто меня допрашивали, тоже сочувствовали мне, но дальше всё шло как по маслу. Говорили в исключительно уважительных тонах, без наездов или рукоприкладства.

К моему удивлению даже жандармский ротмистр ограничился поверхностной беседой и глубоко не копал. Лишь в конце разговора посмотрел на меня так, что я почувствовал себя инфузорией-туфелькой под микроскопом лаборанта.

Но больше всего мне запомнился короткий разговор с комбатом. Я не слышал, чтобы хоть кто-то за глаза называл его «батей» или «батяней», здесь не было знаменитой песни «Любэ» и вообще некоторая фамильярность нижних чинов в отношении старших не допускалась. Да и взгляд его меньше всего походил на отеческий.

Ощущения у меня были, мягко говоря, неуютные.

– Скажи мне, Ланской, почему у меня из-за тебя сплошные проблемы и головная боль? — первым делом спросил он.

Я стоял перед ним по стойке «смирно», застёгнутый на все пуговицы. Душный воротник сдавливал дыхание, которое и без того от волнения стало прерывистым. Во рту всё пересохло, голову будто зажали в тисках.

Ничего, кроме фразы, которая приводила в бешенство генералиссимуса Суворова, как назло, на ум не приходило.

– Не могу знать, ваше высокоблагородие.

– Это-то и хреново, — сурово повёл бровью полковник Булатов.

Он настолько соответствовал фамилии, что казалось, будто сделан из металла. И сочувствия в нём было не больше, чем в куске железа.

– Военный прокурор вытащил тебя из такого дерьма, что ты бы в нём захлебнулся. Ты хоть понимаешь, насколько обязан ему?!

Не дожидаясь моего ответа, Булатов продолжил:

– Все считают тебя героем, Ланской. Как же… ты — молодец, героически сражался с бандитами, пристрелил криминального авторитета, отомстил за своих. И они правы — ты вёл себя достойно. Мне, как офицеру и командиру, импонирует твоё поведение… Однако я смотрю на вещи под другим углом. С удовольствием похвалю тебя и окажу честь — пожав руку, но… — голос полковника стал ещё суровей, хотя, казалось, больше некуда. — … не думай, что после этого в части все будут целовать тебя в жопу и спускать с рук любые выходки. До экзаменов ты остаёшься рекрутом, проходящим курс обучения. И никаких поблажек! А теперь то, что обещал — твою руку, рекрут! — Булатов улыбнулся.