По всему корпусу стучали молотки и топоры, пахло свежей краской. Заштукатуривались следы пуль на стенах, вставлялись стёкла.

С мраморных и паркетных полов смыли кровь.

Где-то по окрестным кладбищам хоронили убитых бунтовщиков. Были погибшие и среди кадет, особенно старших возрастов.

Федя лежал и смотрел в потолок. И видел он не слегка пожелтевшую побелку, не едва наметившуюся тёмную трещинку в углу — а широкую Неву и мост, прозванный «Кировским», и обтекаемые жёлто-синие трамваи, неспешно взбирающиеся по пологому его изгибу. Странные, непривычные автомоторы, трепещущие всюду красные флаги, будки с «телефонами-автоматами», позвонить по которым стоило две копейки, заполненные народом улицы…

Да, Костьку Нифонтова можно было понять.

Петя остановился, поднял глаза от книги.

— Федь? Ты слушаешь?

— Думаю я, — честно ответил Федор. — Про… сам знаешь что.

Петя вздохнул, закрыл «Кракена».

— Я тоже думаю. И ещё думаю, где же мы были… ну, пока тут не оказались. Константин Сергеевич говорил — думал, браунинг свой никогда не отчистит. От кого-то мы знатно отстреливались…

— Вот только от кого? И были ли мы… там? В их 1917-ом?

— Были, — уверенно сказал Петя. — Пуля твоя откуда взялась? Значит, с кем-то дрались, и всерьёз.

— А машина куда исчезла? Что твоя наука говорит?

Петя вздохнул.

— Наука говорит — это невозможно. Время, перенос туда-сюда — ещё могу представить. Но чтобы машина сама себя перенесла?.. Но вообще, Федя, это ж здорово, что мы там побывали. Я столько повыписывал себе!..

— Молодец, — рассеянно сказал Федя. Он подумал о пуле — о длинной пуле с закруглённой головкой, что весёлый доктор Иван Семенович принёс ему «на память». Конечно, в России продается всякое оружие, может, и «арисака» попалась. Но главное — что им удалось и что нет? Почему осталась его рана, порванная и изрядно грязная одежда, пороховой нагар на пистолетах — а воспоминаний никаких, ни у кого? И ещё — они вернулись в тот же день декабря своего 1908 года, чуть ли не в тот же момент — ну, может, на час позже. Совершенно не так, как предсказывал профессор Онуфриев, совсем не так!..

Федор сказал об этом вслух, и Петя Ниткин немедля расцвёл. Он, само собой, тоже это заметил и уже начал думать…

— Так ты ж не знаешь, как там у профессора всё придумано было! — не выдержал Федя. Петькина самоуверенность порой бесила даже лучшего друга.

— Не знаю, — сознался Ниткин. — Я кое-что из его математики стянул, — он покраснел, — но, чтобы разобраться…

— Так спроси у того, кто здесь машину эту ставил, — сердито сказал Федор.

— У кого?

— У Ильи Андреевича, само собой! У Положинцева!..

— А ты с чего так решил?

— Так больше некому!

— Как это «некому»? — удивился Петя. — Илья Андреевич, конечно, первым в голову приходит, потому что физик…

— А кто ещё в подвалах корпуса мог разгуливать?

— Кто угодно, — строго сказал Петя. — Кто угодно мог, если узнает про потерну и отыщет в неё вход. Потому что мы ж так и не знаем, куда она точно выходит и где заканчивается!

— Всё равно он, — с уверенностью сказал Федя. — Вот увидишь!

— А чего ж тут видеть? Я пойду и сам спрошу!

— А он откажется от всего. Доказать-то нечем!

— Ну вот ты сам понимаешь, что нечем.

— Петь… но ведь так же нельзя!

— Чего нельзя?

— Молчать нельзя! Делать вид, что ничего не случилось нельзя!

— Нельзя. А что ты сделаешь? Куда пойдёшь? Кому расскажешь и зачем? И что потом будет? Я вот, пока у профессора сидел, много чего себе на заметку взял. Надо с тем же Ильёй Андреевичем поговорить — про телефоны те же, к примеру…

Федя застонал.

— Так он же сам оттуда!

— Может, и оттуда. А, может, и нет. Но телефоны новые всё равно нужны. И радио. И винтовки. Я вот прочитал, что оружейник наш один, Владимир Григорьевич Федоров, новую самозарядную винтовку создаст, «автомат Федорова». И будет он неплохим, только делать сложно будет на заводах, точность обработки потребуется. Можно ему подсказать кое-что, незаметно так.

Эта мысль Феде понравилась.

— Винтовка Мондрагона, конечно, есть, но автомат Федорова лучше, как я прочитал, — продолжал Петя. — А вообще… вообще нам надо быть готовыми. Путь к нам они открыли.

— Так ведь помогли! Разве лучше было б, погибни Пушкин?

— Кто-то помог. А кто-то и навредить может, — учительским тоном заявил Ниткин. — Но вообще мы об этом потом подумаем, ладно? Тебе лежать надо! Так, где я остановился?..

Продолжить ему не удалось — появились Две Мишени с госпожой Шульц.

— О, Петя! Как хорошо с твоей стороны читать раненому товарищу!.. — Ирина Ивановна пододвинула табурет. — Мы так и знали, что тебя тут найдём.

— Только Костю Нифонтова не найти никак, — заметил подполковник. — Прячется. Злится.