Евгения наполнила рюмку и протянула её Аристарху Петровичу.

– И вот однажды в Москву прибыла делегация греческих парламентариев, – Кудрявцева продолжила печальное повествование. – Возглавлял делегацию премьер-министр.

– Дальше можешь не рассказывать, – Игнатьев выпил и на выдохе прикрыл рот тыльной стороной ладони. – Переводчиком была назначена твоя мать, которая в скором времени поняла, что безумно влюбилась в импозантного политика и уже не смыслит своей дальнейшей жизни без него.

– Что-то вроде того, – Кудрявцева устало провела ладонью по лицу. – От неё осталась лишь записка, в которой она просит её понять и простить.

– Печально, – Игнатьев тяжело вздохнул. – И что, больше не виделись?

– Нет, – Кудрявцева небрежно махнула рукой, давая понять, что больше бередить старые раны она не желает. – Ну а ты как?

– Что как? – расплывчатая формулировка вопроса слегка смутила Игнатьева.

Евгения пробежала взглядам по обшарпанным стенам кухни и остановила свой взор на недельной щетине, наполовину скрывающей лицо профессионального выпивохи.

– Как до такой жизни докатился?

– А! – Игнатьев, с трудом сообразив, откуда ноги растут, криво улыбнулся и наполнил рюмку. – Методом проб и ошибок.

– Это как?

– Пробовал собственными руками слепить семейное счастье да ошибся на повороте. Вот с тех пор всё на обочине и стою.

– А если добавить в эту душещипательную историю немного конкретики? – Кудрявцева оценивающе взглянула на своего неоднозначного собеседника.

– Да как-то сразу всё не задалось, – Игнатьев выпил и грустно улыбнулся. – Боксом в юности занимался. Мастер спорта, чемпион страны. Главный претендент на Олимпийские игры. За две недели до сборов попал в аварию. Перелом руки, сотрясение мозга. Вместо ринга больничная палата, а перчатки, соответственно, заменил гипс.

– Печально, – Кудрявцева сочувственно покачала головой. – Мечта всей жизни рухнула в одночасье.

– В точку, – Игнатьев утвердительно кивнул. – Затем служба в армии. И вот как-то сразу я проникся этой идеей. Ощутил себя нужным, так сказать, на своём месте. Нашёл себя, причём в одночасье. После службы поступил в военное училище, окончил с отличием и вернулся в родную часть.

– И стал образцовым советским офицером.

– Для которого честь мундира и офицерская преданность были превыше всего, – добавил Игнатьев. – Через год к нам в медсанбат прислали на практику медсестру.

Игнатьев мечтательно улыбнулся.

– Молодая, красивая, образованная.

– Влюбился? – заинтересовано поинтересовалась Кудрявцева.

– Не то слово. Утонул сразу. С головой.

– А после – свадьба, медовый месяц, совместные планы на долгую семейную жизнь, – догадалась Кудрявцева.

– Не без этого, – Игнатьев наполнил рюмку и протянул девушке.

Аристарх Петрович смотрел в глаза Евгении и никак не мог понять, чем его так проняла эта практически незнакомая девчонка, перед которой он с такой лёгкостью распахнул двери своего прошлого.

– Счастье длилось ровно год, – подвёл итог своего безрадостного рассказа Игнатьев.

Евгения опустошила рюмку и закинула в рот кусок сала.

– И что же встало на пути вашей семейной идиллии?

– Майор из штаба, – неприятные воспоминания заставили Игнатьева крепко сжать кулаки и зубы. – Классический вариант. Муж без предупреждения возвращается домой и застаёт свою глубоко обожаемую супругу в объятиях другого мужчины.

– Страшно подумать, что после этого произошло с майором.

– В принципе, ничего страшного. Перелом челюсти в двух местах, сотрясение мозга.

– На этом, смею полагать, история окончена, – Кудрявцева вопросительно взглянула на своего собутыльника.

– Никак нет, – отрапортовал Игнатьев. – Майор этот, гнида, обиды не простил. Тогда в самом разгаре был вооружённый конфликт с республикой Афганистан. Он, долго не думая, и подмахнул бумажку о моей командировке.

– И ты попал на войну?

– Не попал, – Игнатьев бессильно развёл руки в стороны. – Потому как решил отметить это событие, причём с размахом. Ресторан, путаны, красная икра, танцы.

– И?

– Кавказцы в тот день что-то праздновали. К девушкам моим начали приставать. Очень нагло себя вели.

– И ты их научил хорошим манерам?

– Не то чтобы, – Игнатьев закурил. – Но как минимум попытался. Наказал я их жёстко и безотлагательно. Однако и самому выйти из воды сухим не удалось. Два ножевых ранения.

– Ничего себе! – Кудрявцева заторможено провела рукой по волосам.

– Три месяца в госпитале. После суд, условный срок.

– А служба?

– А к тому моменту, как я вышел из больницы, меня уже уволили из рядов советской армии задним числом и заклеймили позором, – ответил Игнатьев.