Шрифт:
— Я попробую pain au chocolat, — пролепетала она, не решаясь встретить пылкий взгляд Саймона.
Он передал ей тарелку с двумя булочками. Марина быстро взяла ее и пошла к столу. К счастью, стул рядом с Моникой был свободен.
— Ch'erie, — начала та, — ты должна сказать, что хотела бы увидеть, ведь в Париже так много интересного. Сегодня утром экипаж в нашем распоряжении, и я уверена, что ты захочешь посмотреть наш прекрасный город.
— Спасибо, это было бы чудесно, — ответила Марина, стряхивая с губы крошку от булки. — Мне бы очень хотелось увидеть Лувр и особенно «Мону Лизу».
— Да, она очень известна, — подхватил Саймон. — Такая улыбка... Становится интересно, о чем она думала, когда да Винчи рисовал ее портрет.
— О шоколаде, конечно! — воскликнула Моника, принимаясь за вторую булочку.
Марина рассмеялась, ей тоже очень нравились pain au chocolat.
— Могли бы мы также посмотреть Триумфальную арку? — спросила она, стараясь не встречаться взглядом с Саймоном.
— Конечно, с радостью, — неожиданно ответил тот.
«Боже правый! Похоже, он решил ехать с нами», — подумала Марина, начиная слегка паниковать. Она думала, что на прогулку сегодня отправится вдвоем с Моникой.
— Я знаю один чудесный маленький ресторанчик, где мы сможем насладиться le dejeuner[25], — продолжил Саймон, пристально глядя на Марину. Девушка в очередной раз почувствовала, как ее щеки заливает краска.
«Я бы предпочла, чтобы он не смотрел на меня так, — думала она, пока Моника пыталась занять ее беседой, — и не ехал с нами сегодня. Это настолько все усложняет».
— Значит, решено, — сказала Моника, хлопнув в ладоши от удовольствия. — Я распоряжусь, чтобы нам немедля приготовили экипаж.
Двадцать минут спустя Марина оказалась в коляске рядом с Моникой. Саймон сел напротив, спиной к кучеру, предоставив леди лучший вид из окна.
— Где ваши родители? — поинтересовалась Марина, когда они понеслись по элегантным парижским бульварам.
— О, в гостях у каких-то своих скучных друзей. Нам очень повезло, что не пришлось идти с ними. Лормы такие неинтересные — si vieux[26], — призналась Моника.
— Прошу прощения? — переспросила Марина, которой все еще тяжело давался язык.
— Такие старые, — объяснил Саймон. — Лормам по меньшей мере семьдесят. Они только и делают, что пьют кофе и жалуются на погоду. Как англичане.
— Не отзывайся грубо о стране нашей гостьи, — осадила брата Моника, смерив его предостерегающим взглядом.
— Простите, — тут же с поклоном извинился Саймон.
— Я не обиделась, — запротестовала Марина. — Вы совершенно правы, англичане одержимы погодой, но это потому, что мы живем в стране, где часто идут дожди и поэтому нарушаются наши планы.
— В Париже не лучше, — добавила Моника, — но в нашем доме в Биаррице всегда прекрасная погода. Через несколько недель мы поедем туда на долгие каникулы, и я надеюсь, что ты отправишься с нами. Мама и папа всегда настаивают, чтобы мы сопровождали их, куда бы они ни ехали.
Марина вдруг погрузилась в молчание. Моника нечаянно напомнила ей причину, по которой она оказалась в Париже: отец выпроводил ее из дому.
Солнце ласково пригревало землю, но настроение Марины было мрачным.
Моника весело щебетала с братом по-французски, а Марину даже не смущало, что она их не понимает. Она была слишком занята мыслями о доме и своей дорогой маме.
Девушка все еще чувствовала себя несчастной, когда они зашли в галерею. Моника и Саймон немедленно повели ее смотреть скульптуры Родена.
— Они великолепны, не правда ли? Такие живые, — выдохнула Моника, когда они кружили вокруг фигуры задумавшегося человека.
— Дух захватывает, — согласилась Марина, любуясь мраморной формой, что стояла перед ней. Вскоре она забыла о своей грусти и с головой окунулась в созерцание чудес вокруг.
Наконец они остановились в хвосте толпы, восхищавшейся изюминкой галереи — знаменитой картиной Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
— По-моему, она выглядит сердитой, — прошептал Саймон в самое ухо Марины. — Она вовсе не красавица.