Скучающие жены сотрудников страдали больше остальных. Сплетничать или говорить о чем-то интересном было небезопасно. Все время приходилось быть начеку, чтобы не сказать больше, чем нужно, случайно не сболтнуть лишнее. Но и молча дожидаться конца протокола тоже было нельзя. Можно было лишь посочувствовать их утлым умственным челнам, вынужденным лавировать меж подводных скал потаенной банковской жизни. Напрягаясь что есть сил, благоверные банкиров тщательно взвешивали каждое слово, и обычно разговаривали только о погоде.

Однако в тот раз правление банка расщедрилось на шампанское (по фужеру на брата), не иначе, как с целью провокации. Бесплатная выпивка подействовала и привела к тому, что некоторых жен сорвало с якоря и понесло средь мелей и рифов, и они начали хвастаться друг перед другом невинными увлечениями своих мужей. Это была индифферентная тема, поддерживать-то разговор было необходимо, а то их, чего доброго, могли бы заподозрить в преступном сговоре с умыслом хищения банковских денег.

Стоят они, общаются, сжимая в руках бокалы с дармовым шампанским. Одна из жен говорит: «Мой муж охотник. Так любит охоту, ну, прям, не могу…» Вторая: «А мой — рыбак», и тоже не могу. Генина жена думала-думала, чтобы бы ей сказать о своем, а потом вспомнила и говорит: «А мой муж — сифилитик!» Реакция добропорядочных банкирш была соответствующей. По дороге домой Гена с пылающим лицом, в который раз растолковывал своей половине, что он не сифилитик, а спелеолог. «Ну, понимаешь, хобби у меня исследовать пещеры. По пещерам я лазаю, а не сифилисом болею. Поняла, ты, дура?!»

Гена был фанат киевского «Динамо» и после очередного матча, изрядно подналившись пивом, многократно повторял Алексею: «Я до всего могу опуститься, но до подлости — ни-ког-да! Такая у меня натура…» Для убедительности он с пьяной чванливостью стучал кулаком себе в грудь и тряс прядями сальных волос. Но Алексей ему почему-то не верил.

Было в Гене что-то скользкое, он весь был какой-то линялый: безликий, лживый и глупый с жидкими бесцветными волосами. Но, переламывая себя, Алексей старался поддерживать дружеские отношения с коллегами. Это постоянное «переламывание» дорого ему стоило. Хотя он и ходил с сослуживцами из банка на футбол, а по пятницам, — в бар пить пиво, он не любил ни того, ни другого. Его тайной мечтой было найти такое место на земле, где нет футбола.

Да и сослуживцы, как на подбор, были удручающе скучны, серый офисный планктон, но бдительны и очень проворны. Обо всех разговорах, которые велись на этих «дружеских» встречах, всегда хорошо был информирован директор департамента безопасности, а иногда и заместитель председателя правления банка. Вначале Алексей с интересом наблюдал за их холуйскими повадками, но спустя некоторое время его стала томить неутомимая предприимчивость их рабски вывихнутых мозгов.

Главное, в акционерном коммерческом банке — конфиденциальность информации, не будет ее, не будет и банка. Поэтому хозяева банка так неусыпно ее берегут, осуществляя постоянное наблюдение за своими работниками. А регулярное употребление алкоголя располагает к откровенности, к тому же помогает снимать профессиональный стресс, слишком крупные суммы проходят через их руки.

Алексей и Гена были одногодки, но в их банковской табели о рангах Алексей занимал более высокое положение. Гениному самолюбию льстило, что Алексей его внимательно слушает, в тот раз он разоткровенничался и рассказал Алексею, что за тысячи лет под Киевом вырыты запутанные катакомбы, в которых без проводника легко заблудиться. О существовании этих древних подземелий сейчас мало кто знает. Он же (Гена), недавно нашел никому не известный вход в киевские пещеры на склонах Днепра всего в пятистах метрах от станции метро «Днепр». Эта станция как раз находится в начале моста Метро.

Для Гены это был скорее выход, чем вход. Спустившись под землю, он заблудился и двое суток плутал в лабиринте пещер, а потом, как говорят подземники, «нашел ключи». По явным и интуитивным признакам, методом проб и ошибок он, к счастью для себя, отыскал почти засыпанный выход, который вызволил его из подземного плена. Освободившись, он поставил метку и завалил вход. Тогда, по той самой пьяной лавочке, Гена бахвалился, что этот неизвестный вход, да еще рядом со станцией метро, он всегда сможет выгодно продать. Алексей сразу догадался, что это и есть нужный им вход, и сказал об этом Сергею. Все складывалось удачно и решения, казалось бы, неразрешимых задач падали прямо под ноги.

— Дерзай, — усталым голосом, в котором сквозила скука, сказал Сергей, вяло пожал Алексею руку и пошел домой, отсыпаться.

Но возвращаться в постылые стены хрущобы Сергею не хотелось.

Собственное общество не доставляло ему удовольствия, и по дороге от Алексея он передумал ехать домой. Вообще-то он всегда с горечью сознавал, что так и не обрел то, что мог бы назвать своим домом. Он вышел из метро на станции «Крещатик». Стоял солнечный полдень, теплый и ветреный, хотя уже был декабрь. Если разобраться, по календарю на дворе была зима, но в связи с тотальным потеплением климата эта зима больше напоминала холодное лето или раннюю осень.

Напротив, через дорогу над Крещатиком вздымалась громадина Киевской городской администрации до половины, укрепленная глыбами из нетесаного красного гранита. Свойственный всему советскому гигантизм, подчеркивающий ничтожность человека перед всеподавляющей властью. Сергей вспомнил, как в мае 2006 в такую же субботу, он вынужден был наличествовать здесь на встрече киевлян с вновь избранным мэром Черновецким.

Сотрудников их подстанции скорой помощи в «добровольном порядке» понудили присутствовать на этой встрече. Заведующий подстанцией Маленко лично проводил перепись и учет присутствующих, присутствующих и сбежавших, и вовсе не явившихся. Сергея томило тягостное ощущение, будто его привели сюда продавать.