– Тогда ты должна тоже кое-что знать наверняка. То, что не ложно.

– Что же? – я уже почти перешла на шёпот.

– Я тебя не прощаю.

От услышанного моё сердце остановилось. Неужели до сих пор я ещё не убила внутри себя надежду на другие слова? Видимо, нет, раз внутри меня всё вдруг так болезненно сжалось и задребезжало…

– Потому что мне не за что тебя прощать, Теона, – внезапно, когда я уже не ждала продолжения, продолжил говорить мальчик, вновь срываясь на слёзы. – Он был укушен. Я бы не хотел… Он бы сам не хотел, чтобы… Превратиться в монстра… Если бы ты этого не сделала… Для него и для нас… Он бы сейчас был чудовищем… Он бы стоял на той дороге… Нападал бы на проезжающих мимо людей, пока кто-нибудь не убил бы его, как ты убила ту Блуждающую, снеся ей голову… Ему так было нельзя… Мучаться… Спасибо, что сделала это для него…

Я поняла, что мы рыдаем в унисон, когда к нам присоединилась Клэр. Подойдя к нам впритык, девочка обняла нас обоих липкими от съеденной ею булочки руками и начала плакать вместе с нами, вытирая свои сопли исключительно о моё плечо.

Я поняла, что этот потоп нужно останавливать лишь спустя ещё несколько минут, когда услышала заунывное мяуканье где-то возле моего левого уха.

Глава 50.

Спиро отказался есть, и так как он выпил немного воды, я не стала его уговаривать. Сидя на кресле между двумя кроватями, стоящими друг напротив друга у противоположных стен, я перебирала свой рюкзак. Найдя деньги, те самые, которые четыре дня назад взяла из заначки Рэймонда и Кармелиты, я мысленно саркастически ухмыльнулась тому, какой же наивной я была ещё каких-то восемьдесят с лишним часов назад. Деньги – кому они теперь могут быть нужны? Подозреваю, что в новом мире будет новая валюта. Времена, в которые мне нужны были эти бумажки, теперь казались мне чем-то смутным и полупризрачным, словно хорошим сном. Самые красочные моменты этого затяжного сновидения, пожалуй, случились со мной в последние семь лет моей жизни-сна. В эти годы я беспрерывно работала и путешествовала, я смогла так много увидеть… Почему-то вспомнилась стена Троллей. Может быть потому, что побывать там второй раз я планировала до конца этого года. Теперь же я могу думать лишь о том, что мне повезло уже лишь потому, что я хотя бы раз в своей жизни увидела этот красочный участок горного массива Тролтиндэн, увидела долину Ромсдален. А ведь там со мной случился лучший бейсджампинг в моей жизни. Может быть поэтому теперь те далёкие места ассоциируются у меня с душевным подъёмом, которого мне больше, я уверена в этом, не испытать. Я очень многое попробовала и увидела в своей жизни, но даже это – то, что прежде превозносило мой дух – теперь давило на меня. Потому что я критически ярко осознавала, как мало в своей жизни успел попробовать и увидеть Тристан…

…Сначала я не поняла, что именно услышала, но что-то определённо точно вырвало меня из моих меланхолических, полусонных размышлений. Сначала мне даже показалось, будто этот звук мог издать поставленный мной на пол рюкзак, но вскоре звук повторился. Похожий на глухой удар…

Звук устрашающе отчётливо раздался повторно. Из комнаты, в которой я оставила тело Тристана…

Всё внутри меня мгновенно сжалось. Я посмотрела на детей: никто из них не отреагировал – они только-только задремали. И вдруг Марсоход отбежал от межкомнатной двери словно ошпаренный, с пугающе вставшей дыбом шерстью.

Звук повторился ещё раз. Как будто кто-то бил кулаком во что-то мягкое…

Я вскочила на ноги, и моё сердце мгновенно вскочило вместе со мной – оно вдруг болезненно ударилось в моё конвульсивно сжавшееся от страха горло. Так я поняла, что, несмотря на своё подавленное желание продолжать бороться за свою жизнь, умирать мне всё ещё очень страшно.

Схватившись за пистолет, я медленно, на цыпочках начала подкрадываться к двери.

Я аккуратно приоткрыла дверь, стараясь не сильно высовывать вперёд пистолет, чтобы случайно, из-за испуга, не истратить последний патрон в обойме. Темноту комнаты развеивал лишь тусклый прикроватный торшер с искривлённой шляпкой, светящий мрачным тёмно-жёлтым светом. В комнате никого не было. Никого, кроме трупа Тристана.

Осмелившись переступить порог комнаты лишь спустя полминуты напряжённого ожидания, я посмотрела на входную дверь: она была закрыта и к ней всё так же был приставлен табурет, который я принесла из ванной комнаты. Я резко перевела взгляд на дверь, ведущую в ванную комнату. Она была приоткрыта и из широкой щели в спальню просачивался чёрный мрак… К горлу подступил ком. Нет, это ведь я сама оставила её приоткрытой… Ведь оставила?.. Нет?.. Разве нет?..

Вытянув правую руку с пистолетом прямо перед собой и сразу же уловив её предательское, нервное дрожание, я мгновенно призвала на помощь и свою дрожащую левую руку. Удерживая пистолет обеими руками, я заставила себя продолжать медленное движение в сторону приоткрытой двери. Я не могла включить более яркий свет в комнате, если не хотела быть замеченной кем-то с улицы – именно эту мудрую мысль я нервно повторяла себе, забыв дышать и крадясь на цыпочках куда-то в пугающее “вперёд”. Звук был, он определённо точно был, целых три раза он прозвучал из этой комнаты…

Я была в изножьи кровати, на которой лежал труп, когда это случилось. От испытанного мной в эту секунду ужаса, граничащего с шоком, способным довести до сиюсекундного поседения, я едва не нажала на курок. И если бы нажала, непременно бы попала в грудь Тристана. Потому что мой пистолет абсолютно машинально дёрнулся в его сторону. Но он дёрнулся в его сторону потому, что отчётливый звук раздался именно с его стороны.

Передо мной всё ещё лежал труп. Но он был не таким… Он… Стал больше! Труп стал больше!.. Его синие губы всё ещё были сильно сжаты, глаза были закрыты, грудь совсем не вздымалась, но его правая рука… Она была сжата в кулак… Раньше не была, но теперь была… Этот кулак был словно врезан в матрас… Я решила, что мне мерещится, что у меня начались галлюцинации, едет крыша… Потому что если это не так, тогда… Этот звук издал врезавшийся в кровать кулак?!

Я замерла и, неосознанно не опуская пистолета, начала наблюдать. Прошла минута безумного напряжения, затем вторая и третья минуты, а я даже не осознавала того, что всё ещё продолжаю наводить на труп Тристана пистолет. Ничего не происходило. Совершенно. Я присматривалась, но не различала ни единого признака жизни. Он не дышал. Определённо точно я не замечала дыхания у трупа: его грудь не вздымалась, она замерла, словно оледеневший камень.

Не знаю где и каким образом, но я нашла в себе смелость подойти ближе, подойдя же, я опустила пистолет и в упор посмотрела на руку, сжатую в кулак. Она была напряжена. До предела. Как может быть напряжена оцепеневшая рука мертвеца. Или живого человека.

Я прислушивалась, я смотрела… Я не улавливала дыхания, не улавливала жизни в мёртвом теле, но я наконец отчётливо увидела, что что-то произошло. Мне не казалось – труп действительно стал больше. Он словно… Вырос.

Неожиданно для самой себя достав свой походный перочинный нож, часом ранее положенный мной в задний карман джинс, я резко пригнулась к трупу и ещё более резко полоснула взметнувшимся лезвием по его напряжённому предплечью. И сразу же отскочила: потому, что действительно боялась того, что мёртвая рука отреагирует; потому, что она не отреагировала; потому, что я увидела то, чего не хотела бы видеть.