— Как будто.

Ускоряя шаг, равняется с Титовым и слегка скашивает взгляд в его сторону.

— Расскажешь мне, почему мы здесь?

Он кивает.

— Я едва не упустил одну важную деталь. Мой отец, то есть человек, которого я всю жизнь считал таковым, никогда не говорил о месте, где он родился и вырос. Я даже не знал — в Одессе ли это произошло. Пока не заглянул в его паспорт.

— Значит, здесь? На Мясоедовской? — спрашивает Ева и задумчиво кивает головой. — Все встает на свои места. Моя мать со Старопортофранковской, недалеко отсюда. Вероятно, они знакомы с детства.

Приставляя палец к губам, Титов крадется в направлении зеленой расшатанной лестнице.

— Сейчас веди себя тихо, Исаева.

Соглашается, но не следует его указаниям. Высокий писк беспощадно рассекает дремотную тишину двора. Шумно разлетаются по сторонам потревоженные скворцы. Лает рвущаяся с цепи псина.

— Что с тобой? — шипит Титов.

— Ко мне кто-то прикоснулся…

Нашарив в кармане смартфон, парень освещает небольшой участок дворика под их ногами и грубо матерится.

— Это всего-навсего коты, — раздраженно поясняет зажмурившейся Еве.

Она открывает один глаз. Затем, медленно, второй. И выдыхает.

— Почему их так много?

— Как маленькая, ей Богу! — раздражается Адам.

— Ой-ой! Прям уж! Хотела бы я видеть тебя в подобной ситуации.

— А ведь я так и знал, что ты все погубишь.

— Знал, и все равно без меня не попытался справиться!

— Мне было скучно, Эва.

— Перестань коверкать мое имя, иначе я за себя не отвечаю!

— А то ты обычно отвечаешь.

Продолжая препираться, едва не сталкиваются лбами. Как вдруг над их головами раздается жуткий скрип и лязг отворяемой двустворчатой двери. Отпрянув друг от друга, поднимают головы вверх и замечают возникшую на лестничной площадке древнюю косматую старуху.

С ружьем в руках.

— Пи*дец, — в унисон выдыхают, уставившись в двуствольное дуло.

— Стоять! Кто такие?

Адам слегка выступает вперед, рефлекторно выставляя перед собой раскрытые ладони.

— Мы пришли с мирной целью.

Не успевает он сделать еще один шаг, как старуха, угрожающе сотрясая ружьем, зычно выкрикивает:

— Стой на месте, сказала! Стрелять буду.

— Чудно, — недовольно соглашается парень. — Стою.

— И приятель твой! Стой, кому говорю? — орет притискивающейся к боку Адама Еве.

— Простите, но мы действительно ничего дурного не собирались делать…

— Девка, что ли? Шо же вам неймется-то? Таки не весна! Зима на носу… А все шныряете по уважаемым дворам.

— Вовсе нет. Мы здесь не за этим!

— Ой, только не морочьте мне то место, где спина заканчивает свое благородное название.

Старуха тянется рукой к стене. Раздается сухой щелчок, и дворик освещает тусклый свет фонарей.

Оба «заложника» щурятся, но остаются неподвижными.

— Господь, мой Бог! Руслан? Ты ли? Господь всемогущий!

Вопреки слабым протестам Евы, Адам резко бросается вперед. Взбегает по древней, осыпающейся ржавчиной, лестнице вверх и подходит к старухе настолько близко, что упирается грудью в ствол ружья.

— Адам, — напряженным голосом зовет его Ева. — Сейчас же спускайся вниз.

Титов не отвечает ей. Смотрит в изучающие его выцветавшие голубые глаза старухи и ждет ее дальнейших действий.

Но в ее глазах вдруг возникает разочарование. А после — облегчение.

— Уходи с Богом, сынок, — тихо произносит она, опуская ружье и упираясь им в деревянный настил.

Титов недовольно сжимает челюсти и отрицательно качает головой.

— Ты назвала меня Русланом. Почему?

— Обозналась. Старая стала, — тон ее голоса становится бесцветным и рыхлым. — Поди вон, сказала. Пока у меня сердце не расшалилось.

— Ответь мне.

— Не береди старые раны, окаянный, — со скрипучим хрипом вздыхает. — Ступай.

— Адам, — снова окликает его Ева. — Я думаю, нам стоит вернуться в другой раз.

— Подожди, Ева, — раздраженно отмахивается Титов. И снова обращается к старухе. — Я уйду, если ты ответишь на мой вопрос. А нет, так можешь стрелять.

Старуха смеряет его долгим неприязненным взглядом и усмехается жутковатой улыбкой.

— Так и быть, гой [25] . Повтори свой вопрос.