Спустилась на второй этаж и не могла дальше идти, ноги не слушались, меня трясло от раздиравшей в клочья душу боли. Опустилась на голый бетон подъезда, обняла себя за колени и выла в голос. В таком виде меня и нашла баба Нюра.

— Дианка, ты что ли? Чего сидишь, как приведение, всех перебудила. Пошли внуча, вставай. Негоже сидеть на холодном, еще детей рожать.

Добрая бабушка повела меня в свою квартиру, напоила чаем, выслушала все то, что со мной случилось и сама вызвала полицию. Сделала то, что должна была сделать моя мать.

На следующий день я собрала свои вещи и съехала к бабе Нюре, она сдавала мне комнату. Потом мне пришлось искать новое жилье, к бабуле приехала ее внучка. Тогда я и покинула этот дом навсегда.

Где-то через год мне позвонила мать и рассказала, что отца посадили. Она не вдавалась в подробности, да мне и было неинтересно, просила приехать. Я сперва в штыки восприняла ее просьбу, бросила трубку. А потом решила все же съездить и посмотреть, как там она. Приехала без предупреждения, а она там развлекалась с тем уродом, который чуть меня не изнасиловал…Тогда-то я и видела последний раз мать живой.

Сделала последнюю затяжку и вышла из машины. Сердце билось о ребра, пока я шла к парадной. Сперва я зашла к бабе Нюре. Старушка почти не изменилась. Она мне все рассказала. Мать умерла от болезни печени, что неудивительно. Похороны будут через два дня, она со всем договорилась, осталось только оплатить. Я оставила ей деньги, потому что не собиралась идти на похороны. Может, я потом пожалею об этом, не знаю. Я похоронила мать уже давно, а тот факт, что я увижу где будет ее настоящая могила — ничего не изменит. Баба Нюра отдала мне ключи от квартиры и сказала пойти проверить все ли в порядке и закрыты ли краны с водой. Взяла ключ и стала подниматься наверх. Меня начало потряхивать от воспоминаний. Подошла к двери и невольно обернулась назад, посмотрела наверх, туда, где лестничный проем, где его квартира… Потрясла головой, разочарованная сама от себя. От некоторых привычек просто нельзя избавиться. Открыла входную дверь квартиры и зашла внутрь.

Здесь абсолютно ничего не изменилось. Все такая же помойка, а не квартира. Здесь даже запах тот же остался, такое ощущение, что я попала назад в прошлое.

Пошла вперед, так тихо. Заглянула на кухню. Здесь была целая гора немытой посуды, куча пустых бутылок из-под спиртного и воняло протухшей едой. Я сморщила нос и пошла дальше. Как я могла здесь жить?

Не успела сделать и пары шагов, как услышала, что входная дверь открылась. Наверное, пришла баба Нюра. Я обернулась и замерла на месте. Сердце пропустило удар.

На пороге стоял Ярослав.

Диана

Марин зашел в квартиру, словно имел на это полное право. А у меня перед глазами наша недавняя встреча. Такое чувство, что снова все повторяется… Он смотрит, а меня мурашит в тех местах, куда касается его взгляд, словно на моей коже вырезаны невидимые узоры от этих прикосновений. И я помню, как от его объятий все разбитые кусочки моей души соединяются воедино. Даже не смотря на то, что он же сам все и разбил.

Сейчас я четко поняла, что не получится… Не получится забыть Марина Ярослава. Потому что он — моя персональная черта. Которую мне так отчаянно хочется переступить, добежать, дотянуться… Такие, как он, не забываются. Такие — сразу под кожу и в кровь. Такие, как он, встречаются лишь раз… И после них жизни не существует.

Сердце пропустило удар, пока я смотрела, как он закрывает за собой дверь и подходит ко мне. Я просто стояла и смотрела. Почему я не начала кричать, чтобы выметался, чтобы не смел заходить? Я должна была это сделать, но не сделала.

— Диана, — только лишь Ярослав может назвать мое имя так, что оно начинает звучать настолько по-особенному.

— Какого черта ты пришел? — наконец обрела голос.

— Я услышал о твоей матери. Мне жаль, — я скривила губы и покачала головой.

— Знаешь что? Бери свою жалость и выметайся отсюда куда подальше. Мне она не нужна и ты мне здесь не нужен.

— Нам надо поговорить, — твердо сказал мужчина.

Я смерила его взглядом и сжала руки в кулаки, чтобы дрожь унять, чтобы не видел, как действует на меня.

— Не о чем разговаривать.

— А мне кажется, есть о чем. И не отрицай, ты сама все почувствовала.

— Когда кажется, креститься надо, Марин. Чувствовала, не чувствовала, какая разница?

— Большая разница, — делает шаг ко мне, но останавливается.

Засовывает руки в карманы спортивных штанов.

— Ты объявляешься спустя все это время и хочешь поговорить? — из горла вырвался невеселый смешок. — Ну, говори.

— Ты давно с матерью виделась? — его вопрос застал меня врасплох.