И до разговора со священником Агафон прекрасно понимал – у Андрея там хватает всякого рода заначек. Иначе бы он не стал набирать себе в услужение людей. Чай не дурак. Сейчас же он почувствовал какую-то уверенность. Что он не один головой рискует. А скопом и умереть не страшно, и страха намного меньше, и волнения...

Думалось ему, правда, поначалу о том, что Андрей глупости морозит. Но чем больше Агафон узнавал парня, тем больше приходил к выводу о достаточно светлой голове у него. И, казалось бы, глупости во многом объяснялись неопытностью в делах торговых. Но это и нормально, это было поправимо, если выживет…

– Мда… - тихо произнес Агафон и как-бы невзначай огляделся, окидывая взглядом округу.

Невдалеке сидел обыватель на лавочке, прислонившись к стене. Вида самого что ни на есть затрапезного. Купец невольно поежился. Давненько он не оказывался в ситуации такого пристального внимания серьезных и уважаемых людей. Разве что по юности так пару раз бывало. Да и то – больше вскользь.

Сейчас же…

Разум ему говорил – отступил, забудь. Сотрудничество с Андреем слишком опасно.

Но в подсознании пульсировали прибыли. Которые самым решительным образом забивали ногами всякое чувство самосохранения и осторожности. Как сказала супруга, у него даже лицо приобрело какое-то хищное выражение.

Ведь одно дело содрать с сиротки безответной крупную сумму разово. И совсем другое – наладить сверхдоходный бизнес на постоянной основе. Да и не чужой Андрей ему теперь был. После того, как он безвозмездно спас и вызволил мужа его сестры Ефрема, да еще с сыном, многое изменилось. В семью, конечно, не вошел. Но долг крови между ними образовался.

Времена на дворе стояли дикие. Но в них был и определенный шарм. Потому что люди не забывали не только отнятую жизнь родича, но и спасенную. Понятное дело, что по силе проявления эти вещи не являлись сопоставимы, но долг крови и пустым местом не представлялся…

***

В то же самое время в Новгороде Великом шел достаточно интересный разговор…

Ефрем Онуфриев сын отхлебнул немного сбитня, поставил глиняную кружку на стол и огладил свою бороду. Вроде как поправляя.

– Так говоришь дело у тебя есть? – Спросил Федор Дмитриев сын из рода Сырковых, когда и без того затянувшаяся ритуальная часть «разговора ни о чем» продолжилась.

– Слышал ли ты о том, как летом прошлым краску славную ляпис-лазурь раздобыли на Москве?

– Мне сказывали, что где-то в Туле.

– Так и есть. Но всю ее приобрел для своих нужд митрополит. Видно икону какую славную замыслил или храм разукрасить. Хотя бы частью.

– Видно, - кивнул Федор, прославившийся к тому времени уже как строитель храмов и один из составителей Великих Четьи-Миней – упорядоченной хрестоматии из текстов духовных и исторических, выполненной под покровительством митрополита Макария, бывшего в те годы в ранге пониже. – Богоугодное дело. Только сказывали, что краски той более нет.

– Есть надежда на то, что это не так… - уклончиво ответил Ефрем.

– Славная новость.

– Только молю, не делись ей ни с кем. А то бесы обязательно все дела спутают.

– Понимаю, - кивнул Федор. – Но я не понимаю, на кой бес я вам понадобился?

– Из той краски, что митрополит приобрел, только половина была куплена. Остальную он попросту отнял. Хм. Принял в дар. И мню, ежели новая она появится, то… Ну, ты и сам понимаешь. Кто мы, чтобы такими товарами торговать?

– А я?

– А у тебя знакомства есть великие. И тебе не нужно отчет держать о том, откуда у тебя сия краска взялась.

– Заблуждаешься, - грустно усмехнулся Федор. – Спросит митрополит, придется ответить.

– Так ты ответь, что кто из ганзейских везет. Тем то слова митрополита без интереса. Да и Макарий человек разумный, торговлишки препятствовать не станет.

– А много ли той краски?

– Пока не можно сказать, - развел руками Ефрем. – Ныне по осени поеду пробу снимать.

– И сколько мне положишь? Чай не вам, а мне головой отвечать.

– Дело то богоугодное.

– Водить митрополита за нос?

– Краску добрую Матери-церкви передавать. За торг честный.

– Ты мне зубы не заговаривай, - рыкнул Федор. – Не с тебя, а с меня шкуру сдирать станут. Ежели что пойдет не так.

– И с меня. Ты ведь молчать не станешь.

– Твоя правда, не стану. – усмехнулся Дмитриев сын. – И тебя выгораживать не стану, коли споймают тебя, али твоих людей с краской по пути в Великий Новгород.

– Пятая часть краски – твоя.