— Воистину так! — взвыл призрак, перекричав целый хор своих стонущих и причитающих соратников. — Я повиновался королеве душой и телом, и все же она подвергла меня страшным пыткам только ради своего удовольствия. Я кричал от боли, а она жмурилась от наслаждения. Когда же я скончался в мучениях, она взяла мою душу и превратила ее в вечного раба своей воли.

Тут меня зазнобило. Я уж и ругал себя, и пытался убедить, что все происходящее галлюцинация, все равно было страшно.

— Это правда, — подтвердил Жильбер, вставая на ноги. — Сюэтэ пытает людей ради собственного удовольствия каждый день.

Садистка. Я должен был сражаться с садисткой самого мерзкого пошиба, а все зачем?

А затем, чтобы вернуться домой. Предпочтительно — живым.

Я постарался отрешиться от душераздирающих воплей, сотрясавших воздух, и выкрикнул:

— Подите прочь! В потустороннем мире полно места — нечего вам тут околачиваться! А когда вы умрете, королева потеряет над вами власть!

— Несчастный смертный, как мало ты знаешь! — возопил еще один призрак, выплывший из-за спины первого. Этот был в точности иллюстрация из учебника по анатомии: никакой кожи, сплошные мышцы и сухожилия. — Она имеет власть, данную ей Сатаной, и может упросить своего повелителя отдать ей тех, кто обратил сердца свои ко Злу!

— Но во власть дьявола вы угодили исключительно по своей вине!

— Воистину так, — согласился призрак. — Вот я искал власти — одной только власти. Еще будучи маленьким мальчиком, я поклялся сделать все, что бы мне ни повелел дьявол, лишь бы только получить власть — и я получил ее. Сначала — над крестьянами, а потом — над солдатами. Но Сюэтэ избрала меня жертвой своих низменных услад, и я погиб в страшных муках. Я кричал. Я умолял своего повелителя, Сатану, дать мне власть и над этой мерзкой колдуньей. Я кричал, а Сюэтэ произнесла заклинание и овладела моей душой. В последний миг я выкрикнул слова покаяния, но было поздно. Сюэтэ завладела мной, и теперь мне никуда от нее не деться!

Меня затошнило, но я сдержался. Понимаете, мне действительно всех их было жалко, пускай даже при жизни они были настоящие ехидны. О, пожалуй, это было самое убедительное свидетельство того, что грешить не стоит. Увы, я хорошо знал, как грешен сам, и понимал, что борец со злом из меня весьма посредственный.

— Не опасайся, чародей Савл, — услышал я голос Жильбера. — Они не смогут коснуться тебя — ты в заколдованном кругу.

Я обернулся.

— Ты прав. Но почему тогда Сюэтэ натравила их на нас? Только для того, чтобы удостовериться, что мы не спим и завтра будем настолько слабы, что попадем к ней в лапы? Что-то не верится!

— Мне тоже не верится, — согласился юноша. — Может быть, они пытаются напугать тебя и соблазном перетянуть на свою сторону?

— Ну, это просто дребедень какая-то. — Я обернулся к привидениям, борясь с бушующей в душе бурей чувств. — Но что интересно. Как Сюэтэ узнала, что я здесь, а не где-нибудь еще? Хрустальные шарики? Лужицы чернил?

Да какая вообще-то разница?

— Подите прочь и скажите своей хозяйке, что напугать меня вам не удалось.

Стоны призраков превратились в рев, они принялись биться о невидимый барьер, словно мотыльки о стекло керосиновой лампы. Лица их обезобразили страх и гнев. А я обернулся к сквайру.

— Тут наверняка что-то еще, кроме попытки напугать меня.

— Скорее всего, — согласился Жильбер. — А то бы они уже смылись, как только поняли, что ты не боишься.

— Точно, — кивнул я и указал на беснующихся призраков. — Ей-богу, они пытаются напасть на нас, но никак не могут к нам пробиться.

— Это совершенно очевидно, — проговорил сквайр и развернулся к невидимому барьеру. Правда, я не сказал бы, что вид у него был самый спокойный и решительный. — Но вот ведь еще что... Они не могут проникнуть сюда, но и мы не можем вырваться отсюда.

Я сам почувствовал, как округляются у меня глаза.

— Но тогда... это значит, что кто-то пытается удержать нас здесь, чтобы мы больше никуда не ушли, покуда...

Но тут мрак рассекло зеленое пламя, и весь склон залило таинственным светом. Свет мерцал и приближался, и призраки в ужасе застонали. Я увидел крошечных человечков в капюшонах, они несли факелы, и эти факелы подсвечивали снизу лицо высокой и очень толстой женщины в просторном платье. На пальцах у нее сверкали кольца, голову венчала изящная корона.

— Итак, — улыбаясь, проговорила она, и глаза ее почти спрятались в складочках жира, — ты имел наглость проникнуть в мою Аллюстрию!

— Она не твоя, о жалкое подобие женщины! — возмущенно крикнул Жильбер. Как же мне хотелось в этот миг заткнуть ему рот! — Земля принадлежит народу.

— Следовательно, она никак не может принадлежать тебе, ведь ты из Меровенса, — расхохоталась Сюэтэ, и смех ее был похож на потрескивание жарящегося на сковородке сала. — Да ты и не мужчина пока — безбородый юнец.