Дальше сидели тихо. И Юля несколько раз ловила на себе сердитые взгляды старших Лешиных ребят. Ну что же, они вправе злиться на нее, только выводила она их не по собственному желанию, а по наставлению Алексея. Говорить об этом она не собиралась, но и чувства вины по этому поводу не испытывала. Никто и не говорил, что сразу станет легко и просто. Чтобы понять к чему их все это время готовил Алексей, надо сперва окунуться в эту жизнь, почувствовать свободу, а потом сравнить с тем, что было. А еще с тем, что могло быть, если бы не появился второй камень, и Афанасьич сумел бы установить свои порядки в деревне.

После ужина за столом остались Юля и Ваня. Мальчишки снова ушли за дом гонять мяч — темнота их нисколечко не останавливала. Малышня пошла укладываться спать под присмотром Зины. А Наталия гремела посудой на кухне, тихонько напевая под нос грустную мелодию.

Странные насекомые начинали насвистывать нежную печальную мелодию на разные голоса, она была абсолютно не похожа на привычную вечернюю трескотню кузнечиков. Здесь насекомые играли самый настоящий концерт, в котором можно было выделить парочку ведущих инструментов. Юля закрыла глаза и тихонько покачивалась в такт этой музыке.

— Хорошо здесь, правда? Представляешь, я во всех пространствах был кроме этого. Про танцующий лес только в книжках читал.

— Правда, — кивнула Юля. — Когда я первый раз сюда попала, мне ужасно не хотелось возвращаться обратно.

— Ты, пожалуйста, не обижайся на Лёшиных ребят. Они пока не очень понимают, что в их жизнях поменяется. Даже на меня рычат, зачем я их оттуда увел, вроде жили да жили, вполне себе неплохо.

— Я не обижаюсь, Вань. Их можно понять, то у них был собственный дом, Алексей и Анна, а сейчас лишь туманное представление о том, понравится ли им в интернате.

— Знаешь, Юль. А мы ведь с Лёшкой и познакомились в интернате. Меня туда определили лет в восемь, когда отца убили. Мама тогда с горя буквально высохла вся, ушла тихо-тихо. Я только помню, как она лежала, и у нее по щекам такие громадные слезинки скатывались. — Он вздохнул. — А Лёшку однажды в мир Вакао привезли приемные родители, они его везде с собой брали, ну обучаться-то везде надо, эта непреложная истина распространяется абсолютно на все миры. Вот он и попал в мою учебную группу, нас же, — и Иван указал на глаза, — всегда отдельно обучали. Они тогда прожили у нас целый год, вот мы и подружились. А когда мы стали старше, его родители и меня брали к себе иногда. Только повзрослев, мы пошли разными дорогами, он на архитектора-строителя стал учиться, а у меня все гораздо проще, я учитель истории пространств.

— Да ладно, — удивилась Юля. — Получается мы с тобой коллеги.

— Ага, только я знаю историю пяти миров кроме Голубого, а ты с точностью до наоборот. Так что можем в этом плане помочь друг другу.

— Здорово, мне так с подругами не повезло, — грустно улыбнулась Юля. — Значит и ты тоже, несмотря на полученную профессию, решил помогать брошенным деткам?

Иван усмехнулся и покрутил в руке бокал, чтобы ярко-розовая жидкость оставила маслянистые следы на стекле.

— В нашей жизни иногда случаются странные вещи. Мы крутимся-вертимся, к чему-то стремимся, куда-то торопимся, но одна единственная встреча с определенными людьми часто переворачивает все с ног на голову. И это свойственно для всех пространств, и для всех абсолютно людей. Ведь надо было Григорию и Ивану Михайловичу сесть в ту же кабинку на колесе обозрения, в которую залезли мы. Видно, судьба. Ну а Григорий, он и мертвого заинтересовать и уговорить сможет, так и мы решили помогать.

— Как точно про Григория! — засмеялась Юля. — Знаешь, как произошла наша с ним первая встреча?

— Знаю, Лешка рассказал. Это вполне в его авантюристском духе.

А потом он замолчал и, поглаживая гладко выбритый подбородок, тихо произнес:

— Интересно, что у них там…

— Мне бы тоже хотелось это знать. Но на такие конкретные вопросы, наверно, даже сны ответов не дадут. А жаль.

— Странно, что голубая линия исчезла. Она раньше всегда была, даже когда в том мире имелся лишь один спиральный камень. А теперь ее вообще нет, ты видела?

— Нет, я в таком состоянии даже не могу вызвать их образ. Но раз ты не видишь, то скорее всего и я ее не найду. Когда меня забросило в переход, там рванул второй генератор.

— Значит, есть вероятность, что оба камня уничтожены, — утвердительно произнес он.

Юля кивнула, разглядывая крохотного светящегося жучка, приземлившегося на кусочек хлеба.

— Елки-палки, я чувствую себя до жути виноватым, Лёшка рвался оттуда не меньше Ивана Михайловича, и именно ему судьба уготовила остаться. Честно скажу, лучше бы это произошло со мной, с нами. Я никогда не чувствовал себя там настолько плохо, мне нравилась деревня, нравился лес, даже городок казался весьма симпатичным. Тот мир, он не натворил в моей жизни столько бед, сколько пришлось пережить Алёшке. Я очень-очень-очень надеюсь, что Григорий поправится, иначе получится, что Лёшка остался там совершенно один, и он…

Иван резко встал, с грохотом уронив стул, и спустился вниз по ступенькам. Он прислонился спиной к толстой балке, удерживающей крышу, и поднял глаза к небу, где постепенно зажигались светящиеся точки звезд, а луна разливала по округе розоватый сказочный свет. Юля молчала, она чувствовала, как по щеке снова побежал обжигающий ручеек.

Оказалось, что и в этом мире погода может быть переменчивой. Целую неделю светило солнце, и Юля проводила много времени на веранде. Ваня, наконец, привез из больницы Аркашу, который тут же включился в постройку ракетодрома. Но сидел он всегда рядом со Стасиком, и если тот отходил по каким-то делам, то хвостиком следовал за ним. Вообще мальчишки разделились: Ванины весело гоняли мяч и носились на улице, Лёшины все больше сидели где-нибудь кучкой и вполголоса беседовали.