Непроницаемое полотно глицинии завешивает домик у бассейна, превращая студию с одной спальней и одной ванной в пурпурно-зелёную кучу, которая зловеще маячит с южной стороны бассейна. На крыше кое-где недостаёт черепицы, а с наших очаровательных желобков водоотвода слазит краска. Зелёные водоросли от вечной высокой влажности в Джорджии пятнают белые рамы наших окон, перила и двери. Это место выглядит откровенно заброшенным. Чертополох, вымахавший до пояса, и молочай затянули весь двор. Я даже не могу видеть бассейн.

Я прижимаю ладонь к сердцу, ужасаясь.

Это мой горячо любимый дом. Моё солнечное королевство за морем, где ничто никогда не меняется, и вопреки вездесущему буйно разлагающемуся южному климату мы, Лейны, всегда умудрялись сдерживать стихии со стилем, рвением и улыбкой.

Это моё счастливое место, уничтоженное безжалостным маршем времени. Забытое. Погрузившееся в разруху. Оно уже никогда не будет моим. Ещё одна вещь похищена у меня. Теперь, вспоминая дом детства, я буду видеть это. Заброшенность и запустение.

Это поругание моих чувств, оскорбление моей истории, пренебрежение к доброму имени Лейнов. Что думают соседи, видя, что мы позволили нашему дому развалиться до такой бесчеловечной степени? Мы же живём прямо справа от главной улицы, во имя всего святого! Наш двор включён в ежегодный рождественский тур. Я формирую в голове образ и стираю оскорбительную картину, воссоздавая дом и газон во всём их величии, даже наполняю бассейн и включаю фонтаны, потому что мама всегда счастливее всего, когда бассейн искрит на солнце, когда мы с Алиной дома с друзьями, и она печёт один из своих…

Мама. Похищена фейри. Алина. Мертва. Снова. Какого чёрта я творю?

Я окидываю взглядом очаровательный пейзаж, испытывая отвращение к самой себе. Не могу поверить, что я действительно задалась вопросом, что подумают соседи. Пребывание в Эшфорде отбросило меня назад. Как быстро я капитулировала в тоску по прошлому, которое ушло и никогда не вернётся, небрежно и эгоистично позволила себе использовать силу королевы фейри, чтобы его воссоздать.

И ради чего?

Чтобы почувствовать себя лучше.

А ведь именно этим славятся фейри: они сбегают в иллюзии, чтобы сделать своё существование более терпимым.

Я больше не стану украшать свой мир, изящно отделывать гнилые части, чтобы получше их скрыть. Вещи такие, какие они есть. И не такие, какими они не являются. Иллюзия не станет определять ни моё правление, ни моё наследие.

Расправив плечи, я восстанавливаю свой дом в его ужасном разрушенном состоянии (я даже сшибаю ещё несколько кусков черепицы и делаю кудзу на несколько футов гуще, чтобы подчеркнуть свою точку зрения), затем несколько долгих секунд стою, глубоко упиваясь реальностью, и только потом просеиваюсь обратно в книжный магазин.

***

Когда я материализуюсь в задней части «Книг и сувениров Бэрронса», Бэрронс полулежит на честерфильде перед тихонько шипящим газовым камином. Он пропитывает каждый атом воздуха в уютной гостиной, наполняет все пять метров пространства от начищенного паркетного пола до потолка своим чувственным, электризующим присутствием, и это говорит мне, что он поел, причём хорошо. На протяжении одного напряжённого момента мы смотрим друг на друга, без слов признавая, что у нас нет времени, но когда оно появится, мы им определённо воспользуемся. Ощущение его рук на мне, его тела на моём теле, возносит меня в священное место. А пока просто вновь смотреть на него — уже достаточный наркотик для меня. Некоторые считают его варваром, созданным слишком примитивными генами, чтобы быть красивым, обладающим определённо аристократичной, даже деспотичной аурой, но для меня он — грация в движении, изысканнейший из зверей и людей.

— Что ты делала в Эшфорде?

— Откуда ты знаешь, что я там была? — хоть я и ношу его метку, я вполне уверена, что Девятка в моё отсутствие не сумела устранить МЭВ или межпространственные эльфийские впадины, а их присутствие в нашем мире препятствует его способности точно определить моё местоположение.

— Пыльца, солнечный свет, глициния. Лёгкий отголосок ряски и хлорки.

Ну конечно. Учитывая, как остро его звериное обоняние, он наверняка может учуять на мне даже вонь ностальгии.

— Я думала о доме и нечаянно оказалась там.

— Поработай над этим.

— Согласна, — непреднамеренное исчезновение посреди стычки с фейри может оказаться катастрофическим. Он переоделся за время своего отсутствия. Обычно облачённый в безупречные дорогие итальянские костюмы, Бэрронс вырядился в линялые джинсы, чёрную футболку и чёрные ботинки.

— Мы опять полезем в канализацию? — я могу по пальцам одной руки пересчитать разы, когда я видела его в чём-то помимо дорогого костюма (в чём мать родила не считается), и каждый раз мы делали что-то отвратительное или пугающе опасное — обычно и то, и другое.