Шрифт:
– Не надо меня ютить, тёть Аль. Я в гости пришла и спросить хочу кое-что.
Мне сейчас важно поговорить, пока её лестничный ухажёр не явился.
– Слушаю тебя, – тётка охотно падает на диван и складывает руки на коленях.
– Я бы о родителях хотела узнать, – не стала ходить вокруг да около. Атака в лоб с тёткой срабатывала на «ура».
– Не знаю даже, чем могу тебе помочь, – морщится она и складывает губы куриной гузкой. – Мало что знаю. Мы ведь с мамой твоей – двоюродные сёстры, – выдаёт она давно известную истину. – Жили в разных городах. Встречались в детстве, у бабушки. На лето приезжали. Я постарше, она – меньше. Общих интересов – ноль. А как выросли – вообще потерялись. Так, отголоски новостей. Знаю только, нашумела замужем, когда вышла за своего… как там его?..
– Дмитрия Прохорова? – спрашиваю осторожно, пробуя на вкус имя своего отца. Это единственное, что мне осталось – имя его и фамилия. Больше ничего не помню.
– Да нет, – досадливо щёлкает пальцами со свежим маникюром тётка. – Дмитрий – да. А фамилию не могу вспомнить. Она морщит лоб, вздыхает, а я таращу глаза в немом шоке. – Вот же. Забыла.
Чувствую, как немеют пальцы, а в висках тяжело бьётся сердце. Живот скручивает спазмом. В ушах шумит. К горлу подкатывает тошнота. Липкий пот испариной ложится на лоб и ладони.
– Прохорова – это Анечкина фамилия, – медленно произносит тётка, словно вспоминая. – Анна Прохорова – мать твоя, а моя – сестра.
Прохорова? Мать? А как же тогда мой отец?.. Кажется, никогда ещё я не чувствовала себя такой растерянной и… одинокой.
15. Эдгар
– Я ничего не понимаю, Эд, – наседает Сева сразу. Нападение, как говорят – лучший способ защиты. – Ты от меня прячешься, серьёзно? Избегаешь? Чёртова клиника и толпа безопасников. Что-то произошло, а я не в курсе? И ты позволил им вышвырнуть меня, как паршивого осла. Вон вышвырнуть им дал. Как пинка мне под задницу не отвесили?
Севу чуть ли не трясёт от возмущения. Даю ему возможность спустить пар и выговориться. А я послушаю. Может, что новое узнаю или ценное.
– Что происходит, хотел бы я знать?
Сева рассержен. Дай ему возможность – молнии бы метал. И глаза наконец-то потеряли свою ленивую насмешливость. Перекорёжило, надо же.
– Меня отравили, Мелехов, – снова говорю и наблюдаю. До Севы вначале не доходит, хоть он и затыкается на несколько мгновений.
– Что значит отравили? – лепечет он и по глазам вижу: не верит или не понял до конца.
– То и значит. Яд подсыпали. Предположительно – на благотворительном балу.
– Опять она? – давится он воздухом. – Самое удобное и лёгкое преступление – укокошить мужа.
– А может, ты? – сверлю его взглядом. Крутился постоянно возле меня. Бред полнейший нёс. И как-то вовремя начал порочить мою жену. Я предупреждал тебя? Чтобы не совал нос в мою семью и отношения? Предупреждал, что на мою жену ни словом, ни взглядом косо не пялился?
– Эд, послушай, что ты сейчас несёшь. Кто она, а кто я. Кому из нас можно верить больше?
– Тая – моя жена. Не забывайся. А кто ты – известно всем. Легкомысленный пустозвон, что без конца путается с разными бабами и ведёт довольно странный полубогемный образ жизни. Ты истаскался, Сева. Потерял индивидуальность и лицо. Болтаешься как говно в проруби и не хочешь вырастать.
– Да ты… да как… – булькает Сева возмущённо, но мне сейчас плевать на его нежные чувства. Их у него отродясь не было. – Ты то, меня подозреваешь?!
– Следствие разберётся, – отвечаю уклончиво и задаю вопрос, что интересует меня с некоторых пор: – А ты лучше расскажи, почему всех любовниц за мной подбираешь. Это из жажды коллекционировать или потому что они мои?
Сева меняется в лице. Прячет глаза. А затем вскидывается. Взгляд у него отчаянный.
– Что, проболталась тебе? Не удержалась, чтобы не втоптать Севу поглубже в грязь? Как же. Такой шикарный случай упускать нельзя.
Я настораживаюсь. Очень интересно. О чём это он сейчас?
– Ты о чём? – спрашиваю холодно.
– Ой, вот только не нужно делать вид, что ты не в курсе. Я о жене твоей, о ком ещё! Ну, напился я, ну предложил ей любовницей стать, как только ты её бросишь. Я, между прочим, во благо твоё действовал! Испытывал её, так сказать!
– Ты… что?.. – у меня даже в глазах потемнело. Кажется, я вчера хотел убить того долбанного художника? Так вот: не хотел. А Севу – хочу. По-настоящему.
Сева отшатывается. Бледнеет. Закусывает до крови губу.
– Я думал, ты из-за этого бесишься, – бормочет он, вжимаясь в дверцу машины. С его габаритами это выглядит нелепо.
Делаю несколько рваных вдохов-выдохов, чтобы не расквасить бывшему другу морду.
– Ну и как? Она согласилась на твоё поистине щедрое предложение? – голос у меня как у древнего ящера – противный и скрежещущий.