Шрифт:
— Мою жену зовут Марьяна. Не «Яночка»!
— Лёва… — шепотом и сжимая мою руку. — Тормози…
— Иди, — киваю ей на двери.
— Но…
— Поспорить хочешь со мной сейчас здесь?! — тихо срывает меня.
Её ноздри сердито вздрагивают, и вечером я отхвачу очередные бои за эту демонстрацию. Но мне плевать. Мне важно, что сейчас она делает то, что я сказал ей: уходит.
Перевожу взгляд на взирающего на меня с легким пренебрежением Германа. При Марьяне его взгляды более интеллигентны. Лицемерный говнюк. Выкидываю в урну мороженое, облизывая свои сладкие губы.
— Короче, Герман…
Тело тянет от желания ввязаться в драку. В ушах пульсирует кровь. Разминаю плечи.
— Держи дистанцию и контролируй лексикон, когда с чужой женой разговариваешь.
— Или что? — смотрит он на часы. — Ты меня забодаешь?
Сука!.. В моих глазах вспышка, я делаю шаг в его сторону, втрамбовывая кулак ему в живот. С тихим скрипом складывается пополам.
— Ты чего творишь отморозок?… — выдавливает он из себя еле слышно.
Перехватываю за пиджак, наклоняясь к его перекошенному от боли лицу.
— А ты чего — терпилу нашел? Мою жену зовут Марьяна. Марьяна Айдарова. Мою! Ты же умный. Доктор наук, вроде как. Усвой с первого раза. Я ж не препод, доходчиво на словах объяснять не умею. Мы поняли друг друга?
— Кретин… — стонет он распрямляясь. — Я ж на тебя заявление напишу.
— Вперед!
Нашел чем мента пугать. Ухожу, не видя ничего. От адреналина качает. Набираю Кошку.
— Да?..
— Ты меняешь научного руководителя, ясно?
— Ты совсем там уже крышей поехал?!
— Я всё сказал.
— Никогда больше не разговаривай со мной в приказном тоне, понял!
— Дома поговорим! Чтобы вернулась сразу же после лент. Никакой нахрен научной лаборатории.
— Что ты не понял в месседже «не приказывай мне»?! — шипит Кошкина.
— Я жду тебя дома в шесть! — рычу я.
— Иди к черту!
— Любой бы втащил! — хмыкает брат. — А дальше что?
А дальше…
— А дальше, она психанула за мой «приказной тон» и демонстративно не приехала домой ночевать.
— Оо… — морщится Медведь.
— С ним была? — распахивает глаза Женька.
— Да нет, конечно. Но… в той ситуации я был так накручен, что внутри усомнился. Это меня начало разрушать. И всё посыпалось. Я стал груб, категоричен… Она отвечала замкнутостью, принципиальностью и холодностью.
— А поговорить? — вздыхает Медведь.
— Поговорить… научил бы кто в двадцать лет правильно с кошками разговаривать!
— А про вашу стычку, ты ей, естественно, не рассказал?
— После того, как она не пришла ночевать, мы переругались вхлам. Было не до этого. А потом… Потом она поставила меня перед фактом, что едет с ним на конференцию. Я в ответ психанул и поставил ей ультиматум — либо я, либо поездка. Но Кошкина глохнет на ультиматумах. Видать, не расслышала. Молча укатила…
— Мда… — вразнобой тянут мужики.
— Ладно, давайте вынесем это все, — показываю на упакованный строительный мусор. — И рулон линолеума раскатаем, пусть распрямляется.
Алёнка носится — от Кошки к нам и обратно.
— Мама на днях приезжает, — бросает Женька.
— Не вздумай ляпнуть!
— Ты что не собираешься сказать ей?
— Не так быстро. Алёнка пока не знает, кто я. А мама примчится закапывать меня с Кошкой. И… дальше — не предсказуемо. Но сомневаюсь, что это облегчит мне задачу. Яна параноит насчёт Алёнки. И не выносит давления. А мама… Ну ты сам понимаешь. Нам надо сначала между собой разобраться.
— А когда вы ей скажете, что батя — ты?
— Я не знаю…
Мы дружно затыкаемся, когда она заскакивает в очередной раз к нам.
— Секретики? — хитренько жмурится она. — Больше двух — говори вслух!
Подхватываю, поднимая на вытянутых руках так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Морща нос, смущаясь смотрит мне в глаза, пытаясь уловить — шучу я или серьёзный.
Моя маленькая… В порыве чувств молча прижимаю к себе, отворачиваясь с ней к окну. Внутри все взрывается нежностью и пронзительностью. Обнимает меня руками за шею, кладя голову на плечо.