— Жаль, — вдруг вывозит Лиса, и я догоняю, что это, видимо, ответ на мое “на время”, — тут прикольно. И места больше, чем у нас.

— А еще личная комната может быть даже у Зевса, да? — хихикаю я. — Чур, по коридору на роликах не ездить, а то знаю я тебя. Оплачивать потом замену местного паркета мне точно не по карману.

И вообще, сейчас деньги будут нужны на другое. И много!

— Зачем по коридору? — непонимающе уточняет Лиса. — Тут же под окнами клевая велосипедная дорожка.

Лисица у меня глазастая. Я вот ни черта подобного не заметила, меня вообще не слабо так потряхивало, потому что потихоньку меня догоняла осознаночка произошедшего.

Меня! Затопили!

Да чтоб этому Иванову всю жизнь оставшуюся ни капли в рот не брать, а похмелье — чтоб не отпускало. Да чтобы было такое адское, чтобы стакан в руках удержать не мог.

Оказывается, дома — это меня еще не сильно трясло. Уехала и накатило, со всей дури.

Хорошо, что есть мятный чай, который можно выпить, пока Алиска чистит зубы и готовится ко сну. Хотя, если честно, чтобы меня реально отпустило, в тот мятный чай нужно было добавить водки. Вот тогда было бы хорошо.

Кровать в квартире Давида одна, и мы с Алиской укладываемся на ней.

Так-то никаких проблем, кровать у Огудалова шикарная, еще двое человек нормальной комплекции поместиться могут, но все-таки эту проблему еще стоит обдумать. И решить её. Хоть мама и сказала мне “не буду вам мешать” и уехала к Ирке на ночь глядя — кстати, надо проверить, где там от неё СМС-ка, что она нормально доехала — но все равно, предполагается, что в этой квартире спать будут трое. И не в одной же постели, да?

В голове роится тысяча мыслей о том, что делать, куда бежать, за что хвататься первым. Актуальных проблем — море.

В конце концов — перевозка, просушка уцелевших вещей, звонки клиентам, покупка новых холстов, перерисовка портретов…

Черт, столько работы и псу под хвост.

Даже одну готовую мини-серию работ для выставки мне потерять жалко. Если портреты на заказ я перерисую, то серии — это же чистое вдохновение, его уже не повторишь в том же соотношении.

Блин.

Еще хорошо, большая часть готовых полотен — в галерее Тамары Львовны, я надеюсь — раскупается. Ибо деньги мне сейчас ни в каком месте не лишние. И до этого не были, а сейчас — так вообще.

Ладно, об этом я еще подумаю завтра.

Обо всем — завтра.

Реально, помимо всех этих проблем есть чудесный факт — я сейчас лежу на кровати, в чужой квартире. В коробочке на окне скребется вновь разбуженный Зевс, под боком свернулась колючим клубочком Алиска с её острыми коленками.

А я смотрю в темноту над собой и пытаюсь осознать происходящее.

Что происходит вообще?

Еще вчера ночью я ставила Давиду условия, на которых мы с ним продолжим играть в поддавки с нашим непонятно чем, этим дурацким сумасшествием, что никак не отпускало, захлестывало все сильнее и сильнее, а сегодня я въехала к нему пожить на неопределенный срок.

Господи, ну не бывает же таких надежных мужиков.

Вот чтобы полное “все включено”, — езжай поспи, а я тут разберусь, — и с ключами от холостяцкой берлоги, брошенными мне в лапки через полкомнаты.

На ум еще просится починенная посудомойка. К чему сейчас? Тем более, что ей, наверное, тоже кирдык пришел с этим потопом.

И все-таки просится.

Где, где мой чертов подвох? Где изъян на этом дивном шедевре?

Не знаю. Наверное, я стара стала, как тот Акела, и никак не могу разглядеть сослепу.

Без сна проходит час, без сна проходит два, без сна проходит полночи, и вот уже шесть утра, светает, а я все так же лежу, так и не сомкнув глаз.

Лежу. И жду.

Напряженно жду.

В замке квартиры шебуршат ключи. Наконец-то.

Я очень старательно выпутываюсь из одеяла, медленно, потому что ну не дело же богиням выскакивать из кровати пулей. Ну и что, что навстречу богам?

И все-таки в прихожей я оказываюсь быстрее, чем успеваю сообразить, что на мне самая простая, самая дурацкая серая ночнушка с тысячей черных котов. Не сексуальная от слова совсем. Она была единственная сухая и чистая, если что. Хотя я её трепетно люблю, но все-таки, вроде как не полагается в таком виде выскакивать навстречу мужчине, который предоставил мне свою квартиру и заморочился спасением моей, ай-яй-яй, Надя, стыдно.

Но это у меня, видимо, традиция такая, выбирать самый дурацкий домашний прикид и выходить в нем своему Аполлону навстречу. С самого первого раза, когда я вышла к нему в спортивках, заляпанных краской.

Вопрос лишь только в том, что я это сообразить успеваю в последний момент, а Давид — кажется, не замечает совсем.

Он только вешает в шкаф свое пальто, а потом шагает ко мне.

— Не спишь, богиня? — усталым шепотом мне в самое ухо.

То ли я садист, то ли ему просто идет усталость. Ему вообще все идет, но сейчас я им любуюсь не как красивой картинкой, а как уставшим мужчиной.