Но его не последовало. Иштар лишь повернул голову в пол-оборота, обратился к Кузьме.

— Моя… — он запнулся, словно сказал, что-то лишнее, но отматывать назад было поздно, сквозь зубы продолжил: — Ева желает освободить этого бедолагу. Есть мысли, Кузьма?

— Так-так, — призадумался. — Одна есть, если, конечно же, вы с ней, согласитесь.

Иштар кивнул, не раздумывая, будто прочитал его мысли.

— Вам, молодой человек, придётся пройти курс реабилитации, в достаточно известном месте. — зубоскалил Кузьма.

— Я согласен. — незамедлительно ответил Игорь. — Если вы меня больше не тронете, согласен.

— Вам приходилось сталкиваться с душевнобольными?

— Нет. — Игорь помрачнел, больше прежнего.

— Удача на вашей стороне, — лукаво улыбнулся Кузьма. — Вам предстоит отправиться в увлекательнейшее местечко, а также выяснить, что такое шизофрения. — он рассмеялся, по безумному, пугающе.

— Что? — я посмотрела на Кузьму, понимая, но всё ещё не принимая эту информацию.

— Милушка, за все поступки, рано иль поздно, приходится отвечать. Не нужно было совать свой нос, туда куда не просили, и не следовало пытаться разузнать, то чего знать не следует. — вернул взгляд парню. — Нам пора птенчик!

Огни ночного города освещали почти опустевшую трассу. Я думала и размышляла, водя пальцем по запотевшему окну машины. Город сменился частным сектором. Богатыми домами. Не менее богатыми людьми, проживающими в них. Вот смотрю на них, и некая злоба подкрадывается. Вспоминаю старушек в старых поносках на рынках, отсчитывающих последние копейки с пенсии. От чего такая несправедливость и неравноправность. Несомненно, деньги портят людей. Деньги — самый главный людской порок. Они готовы продать всё, чем дорожат, достаточно предложить нужную сумму. Наш мир скатился до того, что женщины продают своих детей, а самое странное, что этому даже название дали — Суррогатная мать. Это ж надо, девять месяцев под сердцем чудо носить, чтобы после, лишиться его, но зато с деньгами остаться. Однако, сколько людей, столько и мнений.

Мысль одна за одной пробегали в моей голове. Некоторые, я даже не успевала улавливать. Отняла взгляд от окна, посмотрела на Иштара. Сидит, рулит, весь такой серьёзный, сосредоточенный. Не известно о чём думает. Может его мысли заняты той самой ночью… может важными "делами", может он думает обо мне…?

— О чём ты думаешь, Иштар? — боже, я сказала это вслух?

— О тебе. И о твоих словах.

— Словах?

— Ты сделала предположение, что из-за тебя твоему другу пришлось немного помучиться. — немного помолчал. — Я задумался, насколько это правдиво.

— Если, это не так, то лучше не говори. — отвернулась к окну. — Дело не в том, что я хочу, чтобы из-за меня страдали люди, нет. Я вовсе не об этом. Просто… мне важно знать, что… что я не очередная…, и, хотя бы, возможно… ты чувствуешь ко мне нечто большее… — голос каждый раз вздрагивал. — Прости… мне не стоило…

— Ева, ты права. Дело в тебе. — он замолчал.

Я понимала, что больше он не проронит и слова. Но ответ мне понятен. Я почувствовала лишь огонёк внутри, приятно греющий душу. Душу — которой, скоро не станет.

Я сидела перед камином, всматриваясь в тянущиеся языки пламени. Я пришла в эту комнату ранним утром, не спрашивая разрешения. В последнее время, я слишком много спрашиваю, и всё меньше чувствую себя принадлежащей себе. Так и было. Видимо, подписав договор, я утратила свою любовь к свободе. Птица добровольно позволила вырвать крылья, и сама закрыла за собой клетку. Влекомая пламенем, я протянула руку ближе. Словно почувствовав меня, стихия метнулась ко мне навстречу, но огонь замер у самой ладони, так и не прикоснувшись, вернулся обратно. Я посмотрела на руку, под кожей запульсировали вены, словно золотые нити, пробежали под ладонью.

— Ева, — дверь в комнату открылась. — Не стоит так близко подходить к огню. — Иштар сделал шаг вперёд, обеспокоенно посмотрел на меня.

— Всё нормально, я просто смотрела. — быстро потёрла ладони о джинсы, и поднялась с колен.

— Он может обжечь тебя, — вздохнул, прикрывая глаза. — Пойдём.

— Куда?

— Завтракать, и я отвезу тебя домой.

— А ты чем займёшься? — поинтересовалась, спускаясь на первый этаж.

— Если бы ты не упрямилась, и прочла договор, то знала бы, что подобное спрашивать нельзя. — спокойно ответил.

— Можно подумать, что ты хочешь свергнуть правительство, а я осведомитель, втеревшийся в доверие. — буркнула недовольно.

— Что? — замер, хмуря брови.

— Я о том, что это нормально, когда человек интересуется твоими делами. — ощущение, что никто прежде не интересовался. — Я же делаю это не из-за корыстных побуждений, а всего лишь, хочу хоть постараться стать, крохотной частичкой в твоей жизни. — я подняла руку и вытянула вперёд большой и указательный палец, изображая, насколько маленькой может быть частичка. — Хотя бы вот настолько.