Мы сели за стол, и Мартин вздохнул с облегчением. Он очень старался держаться молодцом, он хотел восстановиться, но это утро далось ему нелегко. Служанка тотчас же поставила перед ним завтрак — тарелку с яичницей, таращившей желтые глаза, полосками жареного бекона и фасолью в красном соусе. Мартин задумчиво взялся за вилку, и я предупредительно предложила:

— Может, артефакт?

— Я справлюсь. Так почему меня хотят убрать?

Он поддел вилкой фасолинку и осторожно отправил в рот. Разжевал, проглотил и довольно прикрыл глаза. Я невольно обрадовалась за Мартина: он не сдавался, и постепенно у него все получится.

— Потому что вы не нужны, — ответила я. — Наверняка они уже переделили сферы влияния и не собираются вас туда пускать.

Должно быть, Мартин был уверен, что я дурочка — конечно, а кем же мне еще быть, если я схватила наживку работорговцев. И теперь мои слова удивили его. Он отправил в рот кусок яичницы, прожевал и сказал:

— Похоже, дела в твоем мире делаются так же, как и у нас.

Я пожала плечами. Зло похоже во всех мирах, и я уже успела в этом убедиться.

— А у вас есть какой-то план? — поинтересовалась я. Мартин повертел в пальцах ломтик поджаренного белого хлеба и ответил:

— Разумеется. Как думаешь, кого им надо увидеть, сильного волшебника или развалину?

— Вы ведь пока не сильны, — откровенно сказала я. Было ясно, что наши отношения с Мартином именно в эту минуту выходят на совершенно другой уровень, и мне надо было показать себя в самом лучшем свете. Не прислугой, которую порют на конюшне, а человеком не хуже и не глупее великого Мартина Цетше. — А сюда приедут не те люди, которых можно обвести вокруг пальца какими-то фокусами.

Мартин кивнул.

— Совершенно верно. Они должны увидеть, что я слаб и едва ворочаю языком. Что будет потом?

Честно говоря, я не думала, что Мартин справится с яичницей и беконом. Но он справился.

— Потом на вас нападут, — предположила я. — Попытаются убить так, чтоб не оставить следов. Мало ли, какие последствия у вашего сна… Можете и умереть. А виноватых не найдут, потому что все, кто сюда едет, планируют вашу смерть.

Мартин отодвинул тарелку и откинулся на спинку кресла. Теперь он действительно смотрел на меня, как на равную — и мне было тепло от его взгляда. Мы могли бы поладить и подружиться, мне очень этого хотелось.

— Вы ведь уже придумали, что делать, — сказала я. В глазах Мартина мелькнули веселые искры.

— Придумал, — ответил он. — Будет интересно.

Магов было шестеро. Я смотрела, как они входят в просторный зал, выделенный для места встречи, и не могла поверить, что кто-то из них замышляет дурное. Все они выглядели так, словно искренне переживали за судьбу Мартина, который раньше был их лучшим другом.

Но магия была сродни политике, а в политике друзей не бывает. Я в этом не сомневалась.

Возглавлял делегацию древний старик, похожий на Гэндальфа из «Властелина колец». Судя по тому, с каким трепетом и почтением на него смотрели остальные волшебники, старик действительно был значительной персоной.

— Ну здравствуйте, — едва слышно прошелестел он, и один из приехавших помощников тотчас же подбежал к нему с раскладным стульчиком. Старик уселся и посмотрел на меня очень цепким и молодым взглядом, словно пытался прочитать мои мысли. Я тотчас же придала себе лихой и придурковатый вид, всеми силами показывая, что я не имею никакого значения и веса.

— Здравствуйте, господин Аттель, — почтительно промолвил Огюст. Именно он сейчас представлял семейство Цетше и должен был рассказать о том, что случилось с Мартином. — Вот… Все перед вами.

— Ага, ага, — старик покивал и поманил пальцем: Огюст послушно подкатил к нему кресло с Мартином. Остальные маги, вставшие за Аттелем, нервно вытянули шеи, и выражение их лиц мне не понравилось.

Они с трудом скрывали торжество под любопытством.

Мартин действительно выглядел очень плохо — он не был настолько слабым и беспомощным даже в первый день после пробуждения. Сейчас милорд Цетше сидел, бессильно откинувшись на спинку кресла, острые черты его осунувшегося лица придавали Мартину сходство с покойником, и глаза были мутными и тоскливыми.

— Аттель… — серые губы дрогнули, но улыбки не получилось. — Аттель, старый друг…

— Ага, ага, — закивал Аттель. Он взял Мартина за руки и принялся водить пальцами по ладоням. — Ну что, ожил, ожил, это уже хорошо. Это хорошо. Пойдешь на поправку, да, пойдешь.

Он снова зыркнул в мою сторону так, что я подумала, что весь облик немощного старца просто маскировка. Мне вдруг стало очень холодно, словно в натопленный зал ворвался студеный зимний ветер.

— Как голова? — спросил Аттель, и, схватив Мартина за голову, стал ее крутить, то всматриваясь в глаза, то заглядывая в уши. — Голова темный предмет, темный… Но твоя светлая. Справишься.